хорошо.
пусть будет заброшен)

наверно этого сейчас и не хватает)
благодарю. 

надеюсь

кстати, прода уже готова, мне осталось ее перепечатать)

вот, что получилось.
здесь мало, да.
но все же что-то.

***

Совсем немного до рождества.
Билл возвращался домой, когда увидел за витриной кондитерской праздничные фигурки. Там в ряд были выставлены шоколадовые Санта-Клаусы, рядом – оленьи упряжки во главе с Рудольфом. 
Мальчик прижался лицом к витринному стеклу, дыханием рисуя на нем узоры. Из дверей выходили смеющиеся девушки в шляпках, украшенных цветками, дамы, прячущие в муфтах замерзшие руки, и шедшие рядом с ними солидные мужья в пальто на крупных пуговицах, под которыми скрывались модные сюртуки; молодые барчуки и юные леди в песцовых шубках, несущие в покрасневших руках пакеты со сладостями. Билл засунул отмерзшую ладонь в карман своей шинели и тихо разочаровано вздохнул, выпустив облачко пара на мороз.
Ни монеты.
Отпустив стекло от пальцев левой руки, он шел домой, медленно передвигая ноги в великоватых сапогах, отчего движения казались еще более неуклюжими. Утешив себя мыслью, что впереди Рождество – время, когда случаются чудеса, юный художник продолжил свой нелегкий путь к окраине города, где его в маленьком покосившемся домике ждали родители, наперерез январскому ветру.

***

Том сидел у камина, перебирая письма, которые он нашел в почтовом ящике, куда не заглядывал последний месяц. Приглашения на приемы, открытки с поздравлениями, только непонятно к чему, гиперболические любовные стихи, приглашения на работу в департаменты. Все это было столь не нужно, преувеличенно и искусно оплетено ложью. Том хотел не этого. Совсем не этого.
Когда вдруг заметил аккуратно заклеенный конверт, подписанный каллиграфическим подчерком. На обратной стороне была приделана сургучовая печать с эмблемой семьи Шарнель. Письмо ни сколько интересовало Тома, сколько противело ему. Нежелание снова увидеть этого вздорного Эвана переросло все границы, выливаясь вязкой ненавистью. Ненавистью, где мысли  слипаются, стараясь вылезти из омута разъедающего душу чувства, где ощущение злости и кипучести  достигает предела, до крови из ладоней, раздираемых ногтями, до шипения мозга в стоградусной возмущенности.
А все из-за того случая, что произошел несколько месяцев назад – в листопадовом сентябре.

начеркала на уроке. по литературе. и да, я не слушала Островского, а писала.
здесь желательно послушать музыку. Brian Crain - State Of The Heart

Оттенки прошлого.

Начало сентября.
Пошел девятый месяц двадцать седьмого года. Погода, несмотря на столь еще не ушедшее лето, сжалиться не стремилась, поливая улицы дождем и срывая ветрами пожелтевшие листья.
Пыльный асфальт, несколько дней назад прожигавший жаром подошвы ботинок и кусавший босоногих мальчишек за пятки, за короткое время покрылся липкой холодной грязью, смешанной с пожухлой сероватой травой.
Одиннадцатого сентября дождь падал на землю  с еще большим усердием, будто примагниченный, заставляя парижских жителей, вечно снующих по узким каменистым улочкам, сидеть дома, помешивая маленькими ложечками кубики сахара в сервизовых чашках и распивая горячий чай, пускающий по комнате вихристую линию пара. Люди, не успевшие попасть домой, стояли под растянутыми брезентами небольших магазинчиков, которые назло воле случая были закрыты на перерыв, и их хозяева где-то также пережидали несвоевременный ливень.
В тот дождливый день Томас возвращался с выставки известного художника Фернандо Монтескье, от которой осталось незабываемое впечатление. Она была посвящена жестокости и насилию, увы, не обошедшему и славный романтический Париж.
Монтескье был молодой мужчина тридцати лет с приятным тембром голоса и изящными кистями рук. Он не был красавцем, но прекрасен душой, рисунками. Блестящие вдохновением яблочно-зеленые глаза, греческий профиль и узкие губы, всегда плотно сжатые, даже при улыбке.  Лицо было покрыто светлыми веснушками, придававшими художнику некий особый шарм, который обоюдно обожало большинство женщин.
Но, да перейдем к самой выставке.
Черно-белые карандашные зарисовки очень живо и эффектно выглядели на фоне светло-голубых стен просторной залы, но то, что было на них изображено, поразило Трюмпера по самое некуда.
Дети. Много детей. Они обнажены и плачут. Нет, ему, Тому, не показалось. На всех рисунках было отчетливо видно каждое очертание эмоций и плача. Избитые окровавленные лица, тонкие запястья молящих ручек, просящие пощады глаза, уже отчаявшиеся и смотрящие куда-то слишком далеко. Куда-то, где много игрушек и мармеладных мишек, сахарного миндаля и теплых материнских рук. Где румяные щечки и веселые улыбки. Эти дети переносили всю свою боль и мечты  через глаза. И как такое можно было передать через бумагу, для Томаса оставалось загадкой.

***

Шлепая лаковыми ботинками по лужам, Том задумчиво смотрел по сторонам, вспоминая картины. Глаза затуманены мыслями, и он не заметил приближающийся силуэт, скрывавшийся под темно-синим зонтом.

Отредактировано Eli Brokensyde (15.12.2011 21:19:45)

спасибо)
я чуть сама не заплакала.

увидим
не за что. хороший.

thank you)

на меня не все произведения так действуют.
просто погода дождливая и предновогоднее настроение.
рада, что ты любишь литературу)