В своей комнате я тщательно изучил трофейные документы.  На нескольких листах была  дарственная с открытым числом на все имущество Каулитца на имя некого Вильгельма Червезе. Еще два листа печатного текста  были отданы на распоряжения по похоронам самого Штефана Каулитца и - самое странное - Билла. По этим бумагам выходило, что Каулитц-старший предполагает умереть одновременно с сыном.
Еще раз просмотрев бумаги и особое внимание уделив паспортным данным Червезе, я отложил их в сторону и забылся тревожным сном. Мне снились глаза Билла. Чуть подернутые слезами, они пустым взглядом смотрела в потолок, а тело его плавало на поверхности воды бассейна. Мокрые  волосы черным ореолом обрамляли аристократические черты лица, а где-то рядом я явственно слышал чей-то незнакомый хохот. Я бежал на звук, за глухими отголосками смеха, но эхо затихало с каждой секундой, а коридоры, по которым я двигался, сужались. Я продолжал гнаться за призначным звуком до тех пор, пока с ужасом и безысходностью не осознал, что заблудился в бесконечных перепутьях коридоров дома.
Легкий шорох в комнате заставил меня тут же открыть глаза. Выработанная годами особенность – исключительно чуткий сон - сослужила мне не раз службу, спасая мою никчемную жизнь.
- Ой, - вскрикнула служанка, когда я резко схватил ее руку, протянутую ко мне.
- Что вам надо? – грубо спросил я, наблюдая, как она заливается краской - видимо хотела дотронуться до моего тела, не скорою, оно шикарно. Я чуть заметно довольно улыбнулся, при этой мысли.
- Герр Каулитц  просил предупредить, что сегодня на выездном уроке охрана не сможет сопровождать вас, поэтому от Билла нельзя отходить ни на шаг, - выпалила на одном дыхании девушка и осторожно попыталась освободить свою руку из моей железной хватки.
- Хорошо, - кивнул, отпуская ее. Через секунду я остался один.
Сама идея выездного урока мне очень нравилась. Во-первых, это реальный шанс связаться с Мартином. Во-вторых, этот дом невероятно угнетал, хотелось выдернуть Билла из его паутины и посмотреть каков он на воле, измениться что-либо в его поведении или же он останется прежним.
Фигура Билла все больше давала пищи для размышления, если и есть у  Штефана Каулитца огромный скелет в шкафу, то он явно связан с Биллом. Этот мальчик, несмотря на свой юный возраст довольно умен, к тому же меня не оставляет странное чувство, что Билл чуть ли не основная фигура игры. Возможно, он навязываемую ему  игру пытается повернуть в сторону своей выгоды?
- Билл, ты собираешься? – я заглянул в его комнату без стука. Как всегда неубранная постель снова кинулась в глаза своим вызывающим хаосом. Билла в комнате не было.
Воспользовавшись  случаем, я смело зашел в нее и огляделся. Серо-голубые обои, потрепанный рисунок  на стене, стол с кучей хлама на нем. Я выдвинул  первый ящик - множество карандашей, кистей. Во втором альбомы с детскими рисунками. Третий заперт. Я дернул его несколько раз, но он не поддался.
- Там мой дневник, - я обернулся и увидел Билла, прислонившегося к дверному косяку.
Нонсенс. Такого не может быть. Я реагирую на любой шорох, любой даже незначительный шум - как я мог не почувствовать его?
Он сложил руки на груди и пристально посмотрел на меня.
- Я искал линейку, - совершенно безразличным тоном оправдал я свое не совсем корректное поведение.
- Я понял, - кивнул он и прошел в комнату, на ходу стягивая футболку со своего тела. – Так и будешь смотреть, как я переодеваюсь? - поинтересовался, подходя к кровати.
- Нет, я тоже иду переодеваться. Ты помнишь, что у нас выездной урок?
- Как такое забыть! – усмехнулся он и, расставив руки, упал на кровать. Воздушная перина  чуть спружинила, а затем почти полностью поглотила в свое облачное чрево.
Черные волосы контрастировали с белизной постельного белья, а глаза цвета агата пристально смотрели на меня, словно изучая.
- Я пойду, - резко отвернувшись, я вышел из его комнаты, а перед глазами никак не стиралась только что увиденная картинка: полуобнаженное тело, утопающее в мягкости постели и гипнотизирующие черные глаза, без смущения смотрящие прямо в мои.
- Без водителя никуда, - прошептал мне Билл, устроившись, наконец, на заднем сидении.  Наш отъезд, который предполагался ровно в полдень, из-за опоздания Билла был отложен на полчаса. Все это время я пытался разговорить водителя, но тот лишь сухо отвечал: не знаю, не видел, не положено, -  чем очень бесил меня. Видимо, Каулитц-старший жестко муштровал обслуживающий персонал.
- Куда едем? – весело спросил Билл, повернув голову ко мне. Я заметил легкий дымчатый макияж и чуть заметный блеск на губах.
- В Новую Национальную Галерею. Зачем ты красишься? – в свою очередь поинтересовался я.
- Музей отстой, - он надул губы и отвернулся, - я там тысячу раз был и сам могу экскурсоводом работать. Последней открытой выставке уже три недели.
- Ты не ответил. Музей Боде?
- Еще хуже.
- Предложи ты и ответь уже в конце концов.
Он медленно повернулся и по-птичьи чуть наклонил голову в бок, изучая мое лицо.
- Хочу на «Павлиний остров». Если поедем туда, то отвечу на твой вопрос подробно.
- Это далеко, а у нас всего четыре часа.
- Я позвоню отцу и уговорю отпустить до вечера, - он приподнял одну бровь, словно испытывая меня и свою власть надо мной.
- Звони, - согласился я, а сам приказал водителю. – К супермаркету.
Билл весело засмеялся:
- Похоже, ты вдохновился пикником?!
- После паутины в твоем доме свежий воздух не помешает.
Билл показал мне язык и нажал на кнопку вызова, приложив трубку телефона к уху.
- Пааап, мы едем на Павлиний остров, приедем поздно.
- Согласился? – спросил я, а внутри сидело сомнение в том, что Штефан разрешит.
- Папочка меня любит, - ответил Билл и положил трубку обратно на подлокотник автомобиля, а помолчав, добавил, – Иногда.

Продолжение следует..

Чего-чего? ааа, ясно хддд

[worthless]
Камилл, от водителя мы избавимся, не переживай хД

P.S. Вот у тебя совесть есть? В ЛС это написать ну никак нельзя?      

[worthless]
     стыдно мне, оооочень стыдно)

Огромное раскидистое дерево укрыло нас под своими ветвями, тем самым отгородив от любопытных взглядом. Расстелив на земле плед, который Билл нашел в багажнике, и, разложив множество вредной, но такой вкусной еды, мы молча лежали на спине. Я не знал, с чего начать разговор, и просто наслаждался выдавшимися так неожиданно часами покоя. Всегда любил находиться на природе: здесь вся суета повседневной жизни становится неактуальной, а в мыслях воцаряется кристальная чистота, подобно небу над нашими головами, которое порой проглядывало сквозь колышущуюся густую листву дерева. Но расслабляться рано - это может стоит мне жизни.
- О чем ты мечтаешь? – спросил я Билла, не отрывая взгляда от кусочка неба над моей головой.
Он весело хмыкнул.
- Не думал об этом, а вы?
- О квартире в Будапеште, в старой части города. Гулять по набережной Дуная и дышать воздухом Венгрии.
- Любимый город?
- Да.
- У отца Будапеште есть небольшой дом. Правда, я там никогда не был.
- Многое упустил.
- Может и так… Возьмешь меня с собой?
«Ты» – автоматически отметил я и лениво повернул голову, всматриваясь в его лицо. Он, как и я только что, не отрывал взгляда от неба.
- А ты хочешь? – скорее не любопытство, а проверка. Что он ждет от меня,  делая попытки стать ближе: дружбы или, наоборот, прощупывает меня, изучает? Я замечал некоторые попытки даже соблазнить меня. Зачем ему это нужно?
- Может быть.
Я перевернулся на живот и, опираясь локтями о землю, посмотрел внимательно на Билла.
- Так зачем ты красишься?
- Мне нравится.
- Только из-за этого?
- Это отгораживает меня от всех.
- Маска?
- Можно и так сказать… Я красивый?
Этот вопрос немного обескуражил меня. Он был не то, что неожиданным – скорее, немного провоцирующим. Я внимательно всмотрелся в его лицо, он так же испытующе смотрел на меня. Молчаливая, провоцирующая дуэль - кто кого. Я не имею права проиграть.
- Без косметики лучше, она делает тебя неживым.
- Почему? – он чуть прищурил медовые глаза, в которых играли золотые отблески солнца.
- Ты становишься похожим на куклу, а с куклами неинтересно, они мертвые.
Он на пару секунд закрыл глаза и немного сиплым голосом ответил:
- И я мертвый.
Не люблю депрессивные настроения. Выглядит так, словно человек просит о жалости: смотрите, какой я несчастный, пожалейте меня! Я отвернулся от него, сорвал травинку, повертел ее в руках.
- У тебя когда-нибудь был любимый человек? Девушка или парень? Ты с кем-нибудь встречался?
- А ты?
- Я первый спросил.
Билл заерзал, посмотрел по сторонам, одернул футболку, которая чуть задралась, а затем сел, скрестив ноги по-турецки. Не нравится ему этот вопрос. Я не мог не обрадоваться: по  ответам на такие вопросы можно сделать намного более верные выводы о человеке, нежели тогда, когда он будет болтать о себе без остановки.
- У тебя был секс? – решил я идти ва-банк.
- Был.
Вот и весь ответ. Немногословно. Ладно, сделаем это отправной точкой.
- Понравилось?
- Можно и так сказать.
- Давно?
- Часто.
Любопытно. Я непроизвольно  ухмыльнулся. Интересно, с кем у него часто?
- Он тебе нравится?
С чего я решил, что именно «он»? Не знаю. Но вылетевшие слова обратно не вернуть.
Молчание. Билл смотрел в сторону, на дорожку, по которой неторопливо шли люди, с наслаждением вдыхая свежий воздух.
- Я им завидую…
- Что? – не понял я.
- Людям завидую.
- Почему?
- У них есть выбор, они могут с утра выйти из дома и пойти туда, куда им захочется. Могут гулять одни… У них есть семейные обеды… Я тоже хочу так жить.
- У них есть работа, куда надо идти каждое утро, или учеба, зарабатывание денег на оплату аренды дома и еды, и многие о прислуге даже мечтать не могут. Ругаются с соседями и ходят в магазин, мечтают о новом автомобиле, а в ванной трубы текут.
- Пусть, я тоже так хочу.
- Чем тебя не устраивает жизнь в особняке? Ну да, ты не можешь выйти без разрешения, но в остальном все совсем неплохо. Пару лет потерпишь до 21 года и живи, как хочешь.
- Он не отпустит.
- Отец? – спросил я, хотя ответ и так был ясен.
- Да, - Билл потянулся к сумке с едой и, вытащив сэндвич, осторожно развернул его, освобождая от бумаги. – Какой сыр ты любишь?
Вопрос прозвучал наигранно беспечно.
- Чеддер, - подыграл я, меняя тему разговора.
Я все пристальнее и внимательнее всматривался в Билла. В его движения, мимику, интонации. В слова не вслушивался, слова - лишь вода. Ничего не значат, если перед тобой такой человек, как он. Актер от кончиков пальцев до взгляда из-под ресниц. Макияж – маска, слова и движения – выученный сценарий, жизнь – роль. Хочу ли я его разгадывать? Нужно ли это? Может, он лишь пешка, а я трачу столько драгоценного времени на поиск  ответов, которые, возможно, он не знает. Мне следует присматриваться к его отцу, а я вместо этого слежу взглядом за движениями губ. За чуть порывистыми и наигранными гримасами, которыми он сопровождает свой разговор. За игрой его глаз. За тем, как бесстыдно пытается мне понравиться, соблазнить. Легкое порхание его руки, которое словно случайно задевало мою руку, легко проводило по ней и тут же исчезало, снова продолжая  жестами помогать, если кончаются слова. Его коленка, которая была совсем рядом с моим бедром, и каждое его импульсивное ерзанье на месте все ближе пододвигало ее ко мне. Цель достигнута.  Он посмотрел на меня чуть исподлобья, постоянно облизывая  губы, и слегка улыбаясь какой-то совершенно невероятной, чуть блаженной и от этого нежной улыбкой.
Порой он наклонялся совсем близко и что-то сокровенное шептал на ухо. Это лишь признание в детской шалости, чей срок  для наказания давно истек. Но он мило смущался и со смехом, щекоча дыханием, неразборчиво нашептывал мне свои «грехи», почти касаясь губами ушной раковины, и тут же порывисто отстраняясь, зардевшись и хохоча, видя мою реакцию.
- Пора домой.
Он тут же помрачнел.
- Папа еще не звонил, значит, можно еще здесь побыть. Ну пожалуйста, Том.
Он поддался вперед и умоляюще заглянул мне в глаза, при этом хватаясь обеими руками, словно малый ребенок, за мой локоть.
- Если не звонит - не значит, что можно прийти ночью, - поучительно изрек я.
- Ну, Том, - снова щенячий взгляд, и он уже повис на мне сидящим, а его  обиженно-надутые губы всего в нескольких сантиметрах от моих.
Поцелует или нет? Хочу, чтобы поцеловал. Нет, это не правильно.  Но глаза, не слушаясь разума, смотрят на его нижнюю губу. «Прошу тебя, Билл, отстранись» - умоляю его мысленно, а то не сдержусь. Уверен, он прекрасно осознает то, что твориться в моих мыслях. Чуть заметное движение, и его губы прикоснулись к моим, замирая. Просто касание, не больше. Изо всех сил сдерживаюсь и отстраняюсь.
- Пора.
Он удивленно посмотрел на меня снизу вверх, все еще сидя на пледе. В то время, как я переминался с ноги на ногу, встав и вертя головой, смотрел вокруг, только бы не встретиться с ним взглядом. Извини, Билл, но я на работе.

[worthless]
Камилл, ты так редко теперь появляешься, что у меня горькое настальжи по тебе
спасибо тебе, что все же иногда заходишь, так приятно тебя видеть)
и за комментарий спасибо :*

- Билл? – осторожно проговорил я, наблюдая за кошачьей походкой мальчика. – Ты в порядке? Что с тобой?
- Нас здесь никто не услышит.
Я опустил руку с зажатым ТТ. Ни следа обеспокоенности или начинающейся истерики, что я наблюдал в холле, не осталось.
- Что ты имеешь ввиду?
- Ты знаешь.
Он подошел совсем близко, положил свою тонкую кисть на мою руку, все еще держащую пистолет и, обхватив ее, поднял, приставив дуло к своему лбу.
- Хочешь выстрелить?
- Хочу, - честно признался я. Он пугал, и я по опыту понимал, какую опасность он несет в себе не только окружающим, но в частности и мне сейчас.
- Он холодный, сильный, опасный… Чувствуешь?
- Я нажму на курок, Билл, если не прекратишь.
Он усмехнулся и отпустил мою руку, говоря этим, что сдается объяснять мне очевидные, по его мнению, вещи. Я тут же засунул пистолет по ремень джинсов.
- Так что ты здесь делаешь?
Он отвел взгляд и прошел мимо, любовно проведя пальцами по крышке алтаря.
- Нравится? Ручная работа.
- Для чего он?
Встав спиной к алтарю и опершись ладонями на поверхность, он подпрыгнул, удобно усевшись на палисандровую поверхность.
- Отец им гордится.
- Для чего он?
Я стал терять терпение, и только то, что Билл, возможно, сейчас раскроется, удерживало меня от желания как следует встряхнуть его, взяв за шиворот.
- Жертвоприношения, - он улыбнулся, предвкушая мою реакцию.
- Черные курицы?
Он развратно поднял одну бровь.
- Лучше.
- Говори.
- Это трудно рассказать, легче показать.
- Покажи.
Он схватил меня за пряжку ремня и потянул к себе. Смотря прямо в мои глаза, опустил другую руку ниже, поглаживая через ткань мой пах. Обхватив мои бедра своими ногами, он притянул меня еще ближе.
- Никто не услышит, - прошептал.
Он настойчиво предлагал мне испытать наслаждение, быть может, последнее в моей жизни, и этот адреналин удвоит его, возведет в степень бесконечности.
- Ты меня возбуждаешь.
- Мне это льстит.
- Секс и есть жертвоприношение?
Он кивнул.
Я наклонился ближе, жарко дыша в губы Билла.
- Не играй со мной, - попытался облагоразумить мальчика, но тот лишь поддался вперед и прикоснулся к моим губам.
Я ответил на наглый и, в то же время, столь нерешительный шаг Билла. Отступать нам обоим уже некуда, всё давно решено за нас. Я с силой сжал в руках тело мальчика, жестко и требовательно впился в его губы. Горячий язык хозяйничал во рту юноши, умело даря наслаждение, заставляя забыть о том, на что мы решились, и послать к чертям всю ответственность за последствия. От такого напора Билл чуть растерялся, но не отстранился, давая мне право главенствовать.
Мои руки ощупывали его тело. Проникнув под футболку, я с силой сжал ягодицы Билла через ткань джинсов, отчего он вскрикнул, вжимаясь в меня.
Покусывая губы мальчика, я постепенно опускался все ниже. Пальцы Билла вцепились в мои жестко заплетенные косички, сжимая их у корней и не давая отстранится. Боль уже не ощущалась как опасность, она превратилась в обещание наслаждения. Болезненного, сумасшедшего и опасного.
- Ты же понимаешь, на что идешь? – выдохнул я, касаясь губами бледной, покрытой мурашками кожи шеи мальчика, продолжая целовать ее и отдавая себе отчёт в том, что, если сейчас Билл пойдет на попятную, не смогу остановится.
- Да, - прошептал Билл, прикрывая глаза, изо всех сил сдерживая стон.
Подтянув брюнета за лодыжки, я расстегнул ширинку, а затем немного болезненно для мальчика содрал с бедер Билла джинсы вместе с бельем, отбрасывая все это в сторону. Холодный воздух неприятно коснулся обнаженных участков кожи, но Билл, не подавая виду, что ему холодно, стянул с себя футболку, обнажаясь передо мной.
Мои горячие ладони ласкали прохладную кожу парня, разгоняя стаи мурашек. Порой ласково касаясь, порой надавливая и заставляя Билла стонать от нетерпения. Он давно был возбужден до предела, нервно вздрагивая, когда я касался его кожи, целуя грудь и живот парня. Билл терялся в накатывающем бесконтрольном возбуждении и умолял меня шепотом поторопиться.
Жадно целуя тело парня, распластавшегося на алтаре, я спускался ниже. Языком коснулся впадинки пупка парня, ощущая как член Билла уперся мне в подбородок. Теплой ладонью я накрыл его, проведя от головки к основанию и обратно. Билл судорожно выдохнул и всем телом напрягся. Побелевшими от напряжения пальцами он схватился за край алтаря.
- Расслабься, - прошептал я. Смочив слюной пальцы, опустил ладонь ниже, к сфинктеру, осторожно погладив колечко мышц подушечками пальцев. Мальчик вздрогнул, широко открыв глаза. Взгляд уперся в белоснежный свод зала. Сейчас это произойдет.
Тем временем палец вошел на одну фалангу, и, знаю, Биллу было больно.
- Терпи, – грубо кинул, хотя уверен - он заметил на моем лице тень беспокойства за него, когда я навис над юношей на одной руке, внимательно глядя в его глаза.
Одновременно мне хотелось наказать его, и дикое животное желание рвалось наружу, но вместе с тем, рядом приютилось желание подарить ему наслаждение, согреть в холодной зале на бездушном алтаре для жертвоприношений.
Мой палец погладил его изнутри, надавливая и массируя стенки. Затем вошел второй палец. Билл лишь шире распахнул глаза, стараясь сосредоточиться на моем взгляде: насмешливом, пристальном, и изучающем. Третий палец заставил зажмуриться. Недолгая пустота внутри вскоре сменилась резким уколом боли от проникновения моего члена. Не думаю, что это было невыносимо, но Билл всё равно закричал и дёрнулся назад, однако мои сильные руки удержали его.
Приподняв сопротивляющегося мальчика, я резко вошел до конца. Крик боли гулко пронесся под сводами зала.
- Кричи, нас никто не услышит, – повторил я слова Билла, насмешливо нахмурившись, толкнувшись глубже, медленно, шумно дыша. Он впился ногтями в мои повлажневшие плечи, когда движения стали резче.
Он хотел этого сам.
Крики мальчика подогревали желание, делая секс более острым и нетерпеливым, почти сумасшедшим в своем первобытном виде. Попытки сопротивляться усиливали возбуждение, а крики заводили и того сильней.
Чувствуя, как жаркая теснота болезненно сокращается, сжимая в себе член, я прибавлял темп, погружаясь по самое основание, не давая привыкнуть.
Еще несколько резких движений, и, войдя в ритм, Билл поддался и начал постанывать, не контролируя себя. Черные волосы парня разметались, и от каждого сильного толчка закрывали его лицо. Пот струился по телу. Боль, смешавшись с возбуждением, заставляла кусать до крови губы и в уже немом крике закатывать глаза под веки. Было жарко. Мир сосредоточился в месте соединения, ничего кроме болезненного наслаждения больше не существовало. Я сильнее сжимал ягодицы парня, царапал ногтями белую кожу, оставляя красные полосы на теле. Жестко покусывая шею и вновь жадно впиваясь в покрасневшие от поцелуев губы, ловил языком его язык. Окончательно потеряв голову, брюнет поддавался ласкам, отвечая постаныванием на каждое прикосновение. Боли уже не было, только бесконечный поток страсти и желания, слившиеся в единый порыв. Мои стоны, вперемежку с криками Билла были единственными звуками в зале, эхом отражавшимися от стен.