1.
Сентябрьское утро выдалось ясным, чистым и солнечным. Прохладный ветер после лета принёс с собой дожди, и некогда пыльная дорога теперь чернела под ногами блестящей тёмно-серой змеёй. Тёплый воздух вырывался изо рта, мгновенно превращаясь в сизый пар, а лазурный купол неба приютил у себя несколько пышных курчавых облаков. Солнце рвалось прямо под полуприкрытые веки и страшно раздражало. Почти так же раздражало и щебетание Франциски прямо над ухом.
- Когда же этот старый пень уже закончит свою чёртову речь! – гневно шипела девчушка.
- Цисси, ты же девушка, - вздохнув, ответил ей Андреас – Не говори «чёртова». Говори как-нибудь помягче.
-Чёртова, чёртова, чёртова! – нараспев произнесла Франциска, насмешливо глядя на Андре.
Я устало спрятал лицо в ладонях. Ослепительное раздражающее солнце, конечно, не шло ни в какое сравнение с этими двумя.
Директор страшно шепелявил и плевал в старый школьный микрофон, уставшие стоять ученики переминались с ноги на ногу и шептались друг с другом.
-Чёрт бы побрал эти сборы после каникул, - пробормотал я себе под нос, щурясь.
-Том тоже говорит «чёрт»! – тут же последовал комментарий.
Андреас снова вздохнул, даже не надеясь перевоспитать младшую сестру.
-Том, не говори при ней такого, - сказал он.
-Я к ней в няньки, мать твою, не нанимался! – мгновенно ощетинился я – И примером для подражания быть не обещал.
-Мать твою, мать твою, мать твою! – запела Франциска, периодически весело смеясь.
Стоящие близ нашей странной компании школьники оборачивались. Кто-то шикал на десятилетнюю Франциску, кто-то просто одаривал подростков озадаченным взглядом, а кто-то и вовсе посмеивался в кулак.
-Невыносимо, - простонал Андреас, закатывая глаза, и в который раз тяжело вздохнул.
-Желаю успешного триместра! – закончил директор под ленивые и немногочисленные аплодисменты школьников.
-Идём, Андре, - тихо сказал я и поспешил протиснуться сквозь толпу, прежде чем начнётся давка у дверей.
Учёбный день, в общем и целом, начинался не так уж плохо. Сдвоенная с параллельным классом математика, правда, не обещала ничего хорошего, да я и не надеялся. Сухопарая и низенькая учительница математики спешно записывала на доске витиеватые формулы, когда в класс ворвались двое моих одноклассников. Чёрт бы их побрал.
- Каулитц, Абель, вы снова опаздываете! – гневно вскрикнула учительница – Скоро я буду вынуждена сообщить об этом директору!
Покусывая кончик ручки, я оглянулся на дверь. Билл и Бенджамин, кажется, так их зовут. Всегда одетые так, словно только что сошли с обложки любимой маминой макулатуры, холёные, причёсанные. И жутко бледные. А Билл так вообще накрашен, словно девица.
- Голубые, не иначе, - проворчал я, отворачиваясь.
- О, доброе утро, - прощебетал тот, что пониже, усаживаясь на свой стул - У вас сегодня отличный костюм!
- И причёска, - улыбнувшись, поддакнул длинный.
Учительница не спешила сменить гнев на милость, однако на щеках её проступил едва заметный розовый румянец.
- Спасибо, - уже мягче отозвалась она – Итак, сегодня мы с вами изучим...
- Том, ну ты только посмотри, - перегнувшись через стол, стоящий сзади, прошептал Андреас – Совсем как девчонки.
Я снова бросил беглый взгляд на компанию в дальнем углу класса. Невысокий светловолосый парень что-то бормотал на ухо своему тощему разукрашенному другу, а подле сидел мрачный, угрюмый, коротко стриженый парень в бейсболке.
-Смотри вон туда, - тихо отозвался я, кивнув в сторону парня – Видишь его? Так вот, насколько я знаю, он у этих двоих вроде охраны. Так что, назовёшь их девчонками прилюдно и даже я не смогу отбиться от него.
Я почти чувствовал, как Андреас за моей спиной понимающе кивнул. Драться я не любил, но друга из переделок по мере возможности вытаскивал. У Андре всегда был уж слишком длинный язык.
Отвратительно затренькал чей-то мобильный телефон, и длинный парень, отвлёкшись от разговора с другом, вскинул руку вверх.
- Могу я выйти? – повысив голос, спросил он учительницу.
- Выйдите, Каулитц, - недовольно ответила та, оборачиваясь – Но ненадолго.
Билл вскочил с места и, под заливистый звон мобильника, вышёл из кабинета.
- Да, любимый? – приглушённо донеслось из-за двери.
- Боже милостивый! – простонал Андреас в оглушительной тишине класса, всплеснув руками.
2.
Яркое, но не слишком жаркое осеннее солнце заливало шумную берлинскую улицу за забором парка, а тёплый ветер приветливо игрался с волосами. Мы с Андреасом неторопливо брели аллее из тёмно-оранжевых, почти облетевших деревьев – через парк пролегал наш с другом маршрут от дома до школы, и, как следствие, обратно тоже.
Андре размахивал сумкой-почтальонкой в воздухе, а я загребал носками кроссовок сухие полусгнившие листья, что с тихим шорохом взмывали невысоко над землёй, и уже через секунду вновь рассыпались по асфальту.
- Завтра сдвоенная биология, снова с параллельным, - с лёгким раздражением в голосе заметил друг – Не нравится мне этот Билл.
Я усмехнулся, поправляя сползшую дюрагу, и невольно вспомнил худого нескладного Билла. Странно, но даже при безоговорочно гейском имидже ему удалось заработать авторитет в классе. А впрочем, наверное, богатенький папаша многое решает.
- Расслабься, Андре, - шутливо пихнув друга в плечо, ответил я – Чем больше геев – тем больше девушек достаётся нам.
- Ты прав, - как-то грустно выдохнул Андреас, наконец закончив мучить сумку и устроив широкий ремешок на плече – Но всё равно, он странный.
- А этот прилипала... – протянул я, силясь вспомнить нужное имя – Бенджамин? Не многим лучше.
- Абель, что ли? – хохотнул Андре – Наверняка тоже гей.
- Том! Андре!
Мы с другом синхронно обернулись на громкий зов, впрочем, уже точно зная, кто бежит за нами.
Жорж Листинг был смешным парнем с длинными девчоночьими волосами. Он учился в нашей школе три года, пока его мать не переехала на два квартала ближе к большому колледжу. Жоржа перевели, и первое время без него даже было немного скучно.
- Листинг, чёрт бы тебя побрал! – я обнял друга, похлопывая его по широкой спине – Давно не виделись!
- Том, ну ты же знаешь, домашнее задание и всё такое... – Жорж отстранился, чтобы пожать Андреасу руку – Привет, Андре.
- Маменькин сынок, - подразнил я Жоржа, усмехнувшись – Какие планы на вечер?
- Можно сходить ко мне, - ничуть не обидевшись, ответил Листинг – Мать на работе в ночь, а холодильник полон пива.
- Я за! – воскликнул Андре, вновь размахивая сумкой – Том?
- Согласен, - ответил я.
Мы, завидев у дороги нужный автобус, кинулись к транспорту бегом. К неудовольствию водителя, мы запрыгнули в салон почти перед самым отправлением. Осеннее солнце освещало пространство неяркими лучами, и приходилось постоянно щуриться, потому что места мы выбрали как раз на солнечной стороне.
- Надо маме позвонить, - протянул Андре, откидываясь на спинку сиденья.
- Меня окружают одни пай-мальчики, - снова рассмеялся я, зная, что мать занята на работе и не будет слишком за меня переживать, - Ночуем тоже у Жоржа?
- Ещё чего! – воскликнул Андре, после чего уже тише добавил – Нет, я пас.
- Я тоже, - будто между прочим заметил Листинг.
Домой я вернулся, как ни странно, около десяти вечера. Рядом со стареньким маминым вольво, припаркованным у дома, расположился чей-то огромный внедорожник, и я поспешил в дом.
Из кухни были слышны приглушенные голоса. Кинув свою сумку на диван в гостиной, я почти бегом кинулся в сторону кухни, но, перешагнув ее порог, застыл от неожиданности. За столом друг напротив друга сидели мама и какой-то седой мужчина лет сорока, в сером строгом костюме. Он держал руку мамы в своей руке, и нежно поглаживал. Мне захотелось подойти и резко выдернуть мамину руку из лап этого орангутанга. Раздражение внутри меня начало разливаться, и почти полностью поглотило меня. Я, как маленький мальчик, ощутил острое желание упрямо заявить – моя мама.
- Мам? - вместо этого несмело сказал я.
Она тут же одёрнула свою руку из его плена и как-то испуганно посмотрела на меня.
- Ты уже вернулся?
Не понял, я должен был ночевать в школе что ли, чтобы эти двое здесь веселились без меня?
- Вернулся, - ответил я сквозь зубы, стараясь все же не показать степень моего раздражения.
- Познакомься, это мой друг, Гордон, а это мой сын, Томас.
Мужчина улыбнулся мне, обнажая белоснежные зубы, и я ответил ему натянутой улыбкой.
Захотелось сказать что-то, подтверждающее мое право на маму, чтобы этот понял, что он здесь лишний. Я подошел к столу и, усевшись, сказал:
- Мам, я есть хочу.
- Сейчас, - она тут же вскочила со своего места, но этот удержал её за руку.
- Я думаю, Томас достаточно взрослый, чтобы разогреть себе ужин сам.
Его слова, точно ножи, разрезали те слабые веревки, удерживающие внутри меня гнев и раздражение, не дающие им вырваться наружу.
Кто он вообще такой, чтобы указывать мне, да вообще рот открывать в нашем с мамой доме? Жили с ней вдвоем прекрасно, и дальше проживем.
- Вы вообще кто, - вскочив со стула, заорал я, - Чтобы указывать мне, что делать, а что нет?!
- Том, - строго одернула меня мама.
- Какого хрена ты вообще его слушаешь? – я с трудом удержался, чтобы не ткнуть в него пальцем.
- Том, перестань, это неприлично, не позорь меня.
- Я не позорю. Это ты позоришь память папы, - еда я закончил фразу, осознал, что не стоило этого говорить, и даже был готов просить прощения за столь резкие слова, но пощечина разорвала мой мир подобно атомной бомбе.
Внутри разлилась обида и затопила меня, заставив потонуть в ней и погрузившись на дно, понять что мне сейчас все равно. Да, все равно с большой буквы, ей без меня прекрасно, я ей не нужен, вот и пусть живет с этим Гордоном.
Я развернулся и твердым шагом направился вон из кухни.
- Том, ты куда? – отчаянно спросила мама, - Прости меня, я не хотела.
- Пусть остынет, - раздался за спиной ненавистный голос.
Я сорвался с места и, схватив сумку и ключи от маминой машины, выскочил из дома. Добежав до припаркованного рядом с домом маминого седана, я открыл водительскую дверь и, кинув сумку на переднее пассажирское сидение, трясущимися руками вставил ключ в зажигание. Повернув ключ, я нажал на педаль газа и, повернув руль, выехал со двора. Мне стоило титанических усилий, чтобы не сдать резко назад и не впечататься в роскошный джип Гордона. Осенние листья на дороге мягко зашуршали под колесами седана и чуть взметнулись верх, тут же вновь оседая позади.
Вечер неспешно обращался в ночь, темнота сгущалась, и воздух наполнялся прохладой. Я гнал машину, что было сил, сам не понимая, куда и зачем еду. Наверное, я был в чём-то не прав, и не стоило так себя вести, но мой характер не позволял сперва думать, а затем делать.
Шоссе было пустынно, и тьму расцвечивали фонари, конвоем стоящие вдоль дороги. Кажется, начинался дождь, потому как на лобовое стекло уже упали первые капли, и послышался нечастый, но звучный стук крупных и упругих дождевых капель о крышу. Я щелкнул рычажком на приборной панели, и свет фар немного усилился, рассеиваясь по широкому шоссе и позволяя мне разглядеть фигуру, шагающую прямо по шоссе, совсем невдалеке от меня.
Я напряг зрение и сбавил скорость – хрупкий молодой человек, а судя по походке, несмотря даже на высокую обувь, это был именно парень, показался мне знакомым. Он шёл навстречу моей машине, и я подумал, что обязательно узнаю, кто это, как только он окажется в свете фар.
Долго ждать мне не пришлось, и промчавшийся мимо меня одинокий грузовик выхватил из темноты бледное, как молоко, лицо, густо накрашенные глаза, туфли на платформе и узкие брюки... Билл Каулитц из параллельного класса? Какого чёрта делает этот пижон на ночном шоссе, ведущем за город?
Богатенький мальчик тем временем, с донельзя обречённым видом остановился, стянул свои невозможные туфли и, держа их в руке, продолжил путь. Я прибавил скорости, испытывая жалость где-то на задворках сознания – Билл, босой, и уже совершенно мокрый, шёл по разделительной полосе, лишь изредка отходя на обочину, чтобы пропустить машину. И даже тогда делал это так ленно, словно трасса предназначена для прогулок.
Когда я поравнялся с ним, то затормозил.
- Садись, - крикнул я через дождь, приоткрыв окно.
- Пошёл к чёрту, - отмахнулся Билл, продолжая идти, даже не взглянув на меня.
Я сдал назад, двигаясь параллельно Биллу.
- Каулитц, слушай, не дури...
Едва расслышав свою фамилию, Билл обернулся ко мне.
- Трюмпер? – возможно, мне показалось, но на губах его обозначилась едва заметная, осторожная улыбка – Кажется... Том?
- Всё верно, - раздражённо из-за брызгающей в лицо воды, кивнул я, - А теперь садись, промокнешь ведь.
Билл торопливо обогнул машину и, распахнув дверь, приземлился на сиденье, тут же снова обуваясь.
- Ты прости, - он обернулся ко мне – Но я уже промок.
- Ясное дело, - буркнул я, включая печку и магнитолу заодно.
Злость и раздражение разом исчезли. Я, наплевав на правила, развернул машину прямо на пустынном шоссе и помчался в сторону дорогих коттеджных домов, где, по моему мнению, должен обитать Билл.
- Ты как здесь оказался? – спросил я, иногда кивая в такт полившейся из приёмника мелодии.
Билл на секунду замер, словно обдумывая вопрос и обернувшись к окну, но после этого вдруг улыбнулся.
- Ты тоже любишь эту песню? – спросил он, натягивая рукава чёрной водолазки чуть ли не до самых пальцев.
- Я вообще эту группу люблю, - пробормотал я, удивлённый тем, что Каулитц знает о существовании рок-музыки вообще.
Karma police, arrest this man
He talks in maths
He buzzes like a fridge
He's like a detuned radio.
- Думал, я кроме классики ничего не слушаю? – насмешливо поинтересовался Билл, будто прочитав мои мысли.
- Я вообще думал, что ты напыщенный богатый болван, - рассмеялся я, и вслед за мной рассмеялся Билл.
Странное единение, возникшее между нами, не могло не удивлять. Мы вместе едва слышно подпевали Тому Йорку, и Билл согревался в тёплом салоне, но всё равно казался мне расстроенным или, может быть, взволнованным.
- Так как ты здесь... – решил снова попытаться я, но был прерван.
- У тебя есть зажигалка? – тут же протараторил Билл, выуживая из кармана помятую пачку сигарет – Чёрт, промокли.
- Поищи в бардачке, там должны быть мамины, - вполне доброжелательно ответил я – И зажигалка тоже.
Билл, найдя искомое, долго всматривался в позолоченную поверхность массивной зажигалки, и губы его едва заметно размыкались – наверняка читал поздравительный текст, когда-то высеченный для папы.
- Это отца, - бросил я, стараясь сохранить безразличный тон.
- А твой отец...
- Умер. И давай больше не будем об этом, - пресёк я дальнейшие вопросы.
Билл понимающе кивнул и, так и не попросив извинения, поджёг сигарету, с наслаждением затягиваясь. Странно, но тоненькая дамская сигарета в его пальцах выглядела весьма гармонично, так, что даже не вызвала у меня смешка.
- Сейчас налево, потом прямо, - сказал Билл, выпуская мутный яблочный дым – любимым маминым ароматизатором было яблоко.
-Ты в этом доме живешь? – спросил я, останавливаясь у роскошного трехэтажного особняка, видневшегося за внушительным забором. Отсюда был виден балкон, тянувшийся вдоль всего третьего этажа.
- Ага, отозвался Билл, все также сидя и, судя по всему, не собираясь выходить, не покончив с сигаретой. Он задумчиво и немного грустно выпускал колечки дыма, что заставило меня невольно позавидовать ему – всегда мечтал научиться этому.
- Как у тебя получаются колечки? - спросил я, жадно наблюдая, как одно из них плавно поднималось к потолку машины и, достигнув его, растворилось в воздухе.
- Не умеешь? – он повернулся ко мне, и на его лице появилось чуть ехидное выражение лица. – Хочешь, научу?
- Хочу.
Он достал из бардачка пачку сигарет, и протянул мне, выжидающе смотря как я, чуть помедлив, достаю одну. Прикурив, я посмотрел на Билла.
- Просто округли губы, и выталкивай дым наружу, - мягко пояснил Билл – Совсем не обязательно его вдыхать, набери как можно больше в рот.
Свое объяснение он подкрепил новым колечком.
- Попробуй.
Я попробовал, и у меня, к моему собственному удивлению, получилось.
- О, - Билл с уважением посмотрел на меня, - У меня только с пятого раза вышло.
Я польщено улыбнулся, стало очень хорошо, словно мы близкие друзья. В машине повисла уютная тишина. Мы выдыхали дым и наблюдали каждый за своим колечком. Тишина не тяготила.
Наконец, сигарета Билла кончилась, и он небрежно выкинул бычок в раскрытое окно, обернувшись ко мне.
- Я пойду. Спасибо, что подвез.
- Не за что, - с улыбкой ответил я, и добавил - Спасибо, что научил.
- Не за что, - в свою очередь улыбнулся он и, распахнув дверцу автомобиля, вышел.
Чуть поежившись на легком ветру, Каулитц уверенно зашагал к воротам своего дома.
Дождавшись момента, когда массивные и устрашающие ворота закрылись за Биллом, я вздохнул и завел седан – мне тоже пора домой, хотя и не хочется.
Хорошо, что я встретил Билла, - подумал я, разворачивая автомобиль, - я смог отвлечься и успокоиться, теперь я трезво осмыслить произошедшее не составит труда.
Все-таки, я погорячился, и наверное стоит присмотреться к этому Гордону, хотя, он мне совсем не понравился. Какое он имеет право указывать маме, что делать, а что нет? Я этого не потерплю. Мама у меня одна, и я должен ее беречь.
Подъехав к своему дому, я увидел, что свет в гостиной горит. Некоторое время посидев в машине, я все же набрался решимости и вышел из нее. Нарочито медленно я поплелся к дому, по дороге считая плиты тротуарной кладки под ногами.
Перед дверью я вновь чуть помедлил, а потом осторожно открыл ее и вошел. Мама сидела в гостиной на диване, трогательно закутавшись в плед, и, каежтся, дремала, положив голову на спинку дивана.
Я тихонько подошел и сел рядом, обняв ее.
- Пришел, - сонно выдохнула она.
- Да, - ответил я и, опередив ее, добавил, - Мам, я не против Гордона, но если он будет тебя обижать, я вышвырну его отсюда.
На ее губах затеплилась нежная улыбка, и мама обняла меня в ответ.
- Я не позволю ему обижать себя, сынок.
Еще несколько минут мы сидели молча.
- Хочешь есть? – всё ещё с улыбкой спросила мать.
- Очень, - честно ответил я.
- Идем, - позвала она, вставая с дивана, я последовал за ней.
Только оказавшись в постели, я вспомнил про Каулитца. Все же, он неплохой парень. Я непроизвольно улыбнулся, вспоминая, как мы курили, выпуская дым колечками, и незаметно для себя уснул.