Обычное сентябрьское утро давало о себе знать ледяными порывами ветра, мелкими иголочками дождя, унылыми лужами на серых улицах. Солнце совсем не дарило тепла, светило тускло и без настроения.

В доме, о котором и пойдет мое повествование, царила абсолютная тишина. Ни звука, ни движения. Внезапно, застывшую атмосферу пронзил громкий звон мобильного телефона. Из-под пухового одеяла высунулась тощая рука, и пошарив на тумбочке, спихнула раздражитель под кровать. Спустя минуту, с протяжным стоном недовольства, показалась взлохмаченная голова заспанного парнишки. Черные локоны густым водопадом разметались по плечикам, скрывая слишком заостренные ключицы.

Парень, сотрясая копной волос, выбрался из мягкой постельки, запутавшись в простыни и с грохотом обрушив свои пятьдесят килограммов на древесный пол. Неудачное падение сопроводил взбешенный возглас и совсем не лестные слова в адрес «треклятого дома».

Чуть погодя, в комнату любимого сыночка ворвалась бабушка, и поспешила проявить материнскую заботу. Она прижала к себе потерявшего ориентацию в происходящем Билла, начала гладить по голове, тем самым еще больше спутывая волосы, и так полные колтунов. Мальчишка протестующее замычал, отодвигая от себя загребущие ручонки. Затем вскочил, и, поспешно подтянув боксеры, поплелся по направлению к душу. Бабулька осталась сидеть на кровати, улыбаясь кончиками губ, и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Она уже привыкла к колючему, неприступному внуку, уже не пыталась перевоспитать независимое существо, полное гордости и стремления быть лучшим.

Холодная вода резко обожгла разгоряченную после долгого сна кожу, смывая негатив и злобу, накопившиеся за ночь. Душ по утрам всегда помогал ему расслабиться, успокоить себя. Мягкая, нежная пенка приятно щекотала живот, грудь, плечи и шею. Из легких сам по себе, как будто Билл его звал подсознательно, вырвался измученный вздох. Слишком сложно жить, никого не имея в поддержку. Слишком сложно жить, понимая, что ты один. Слишком больно видеть чужую радость, счастье, веселье. Слишком больно видеть то, чего у тебя никогда не было, и, возможно, не будет.

Огромные, раскосые глаза сузились в тонкую щелочку, а потом и вовсе захлопнулись. По щекам, украшенным румянцем, побежали соленые капли, смешиваясь с прохладной водой.

Но Билл сильный, Билл никогда никому не уступит, даже если на кону будет его жизнь. Билл никогда не сможет полюбить, он убил в себе это пьянящее чувство, безжалостно перерезал все остальные пути, оставив только один. Путь одиночества.

— Билли, ты там скоро? – сладкий, нарисованный, скрытый маской заботы и любви голос бабушки заставил его вздрогнуть. Бесит, как же это бесит!.. Лживые слова, фразы, предложения, все ложь, все не правда, все лесть! Лишь для того, чтобы он мог чувствовать себя нужным. А зачем, если это все равно не так?... Но, тем не менее, Билл отвечает, крепко-крепко зажмурившись, подавив в себе желание рявкнуть первое, что попало в голову. Ответить тихим голоском, в котором даже не прозвучит ни нотки раздражения. Ничего, он уже научился, быть как все. И слишком сложно отучиться, но у него получится. Со временем, нужно всего лишь время.

— Да, бабуль…

Покинув теплые просторы душевой кабинки, Билл наскоро обтер свое хрупкое тело полотенцем, и обвернулся в махровый халат. Нежные ворсинки ласкали кожу, согревали, дарили блаженство… Но они тоже не настоящие. Поддельные, искусственные. Ведь в этом мире не осталось настоящего, везде, вокруг одни лишь маски. Жизнь – маскарад, а остальные только облачаются в костюмы.

Едва переступив порог школы, на Билла со всех сторон посыпались приветствия, посвистывания, заигрывания, издевательства, все, кроме правды. Опять же, нарисованный мир, созданный кем-то свыше для развлечения, не больше.

Черноволосый спокойным, размеренным шагом пробрался до дверей кабинета, и резким толчком распахнул их. Девчонки тут же устремили свои жадные взгляды на самого популярного парня в школе, стреляя глазками и корча всякие «похотливые» рожицы. Но Биллу плевать, он не верит ни единому жесту.

Алгебра прошла как всегда, скучно, занудно, и обыденно. Тихий голосок учительницы не мог заглушить даже звука карандаша, которым Каулитц чирикал по листику. Плюс, Билл не запомнил абсолютно ничего, и дело даже не в огромных наушниках, а в том, что естественные науки для него закрылись на тяжелые замки, и спрятали ключи далеко-далеко.

Зачем вообще нужны эти знания? Чтобы забить себе голову ненужным, и всю жизнь прожить, подрабатывая в каком-нибудь захолустье, стремясь построить карьеру? Такое удается лишь некоторым лицам, и то, опять же, за счет тонких бумажек, носящих название «деньги».

Тонкие, изящные пальцы водили карандашом по листочку, выводя букву за буквой, строчку за строчкой. Почерк Билл менял с каждым новым куском бумаги, слишком ему наскучило однообразие и все одинаковое. Слова рождались в голове сами, а рука перевоплощала их в жизнь. Он любил сочинять стихи, чаще всего о смысле существования, или о несчастной любви. Точнее, лучше сказать, несуществующей любви. А когда в руки попадались кисть и мольберт, Билл творил на больших листах неописуемое. Различные зигзаги, абстракции, орнаменты, узоры, фигуры, не имеющие смысла… И в то же время скрывающие слишком глубокий подтекст.

Все вокруг каждый раз хвалили, одобряли эти работы, уверяя в безупречном таланте. Но Билл делал это только для себя, а остальные просто напросто попадались на пути, оценивая…

— Каулитц? Эй, придурок! Соизволь, пожалуйста, вернуться из своих мыслей к нам на землю. – короткий смешок. Билл удивленно приподнял брови, осматривая нарушителей спокойствия. Школьная компания хулиганов, прославившихся как самые опасные отморозки. С ними лучше не связываться, это он отметил еще в начальных классах, когда впервые появился с новой, слишком вызывающей внешностью. Обведя класс расширившимися от ужаса и осознания неприятной ситуации, в которую он влип, глазами, Билл отметил – урок давно окончился, одноклассники разбежались. Совершенно один, в окружении пятерых психов.

Пытаясь сохранять ледяное спокойствие, такое привычное и почти припечатавшееся к его поведению, черноволосый поднялся со стула, и, подхватив сумку, направился к двери. Сердце учащенно колотилось, страх против воли закрадывался в каждый уголок души.

Несколько парней, удивленных реакцией своей жертвы, окликнули его заново. Каулитц вздрогнул, но даже не обернулся. До выхода оставалось несколько шагов, когда на затылке сомкнулось кольцо жестких пальцев, потянувшее за волосы назад. Билл сдавленно пискнул, и со всей дури вцепился коготками в запястье обидчика. Хулиган заорал как резаный, и отпустил черные локоны.

Пострадавший бросил разъяренный взгляд в сторону офигевших пацанов, и гордо покинул класс. Сердце все еще бешено отбивало крупный ритм, но на душе снова воцарилось холодное безразличие. Он в очередной раз поборол испытание судьбы, доказав свое первенство во всем и везде.

Однако победная ухмылочка и загоревшиеся огоньки в глазах, все это померкло, стоило лишь ему завернуть за угол очередного коридора. Прислонившись к стенке в любимой позе Билла, сложив на груди руки, ухмыляясь фирменной улыбочкой а-ля «так может только Каулитц», стояла точная его копия. Только голову украшал не «черный ежик» а золотистые дреды. И отсутствовал яркий макияж.

— Ну здравствуй, долгожданный близнец.. – двойник отобразил на мордашке некое подобие жизнерадостной улыбки. Билл застыл с открытым ртом. Глюк казался слишком реальным, что бы усомниться в его материальности…