Глава 2.

Прошла неделя. Билла перевели из реанимации в палату-люкс. Он почти не говорил и не улыбался, мало ел, много спал, был вялым и неактивным, при этом с осторожностью поглядывал на свалившихся на голову друзей, которые постоянно травили байки об их звездной жизни и крутили диски с выступлениями. Между собой те договорились, что ни словом не обмолвятся о происшествии, и даже выдумали версию, как объяснить некоторые неизбежные проблемы с туалетом — операция по какой-то новой методике, так как врачи опасались перитонита. Билл не спрашивал, и это Тома беспокоило. Но еще больше Тома беспокоило поведение брата. Он не просто держался от всех на расстоянии, он явно был не рад гостям и категорически избегал любого физического контакта, вздрагивая даже от случайных прикосновений. Том понял, что все серьезно однажды вечером. Георг и Густав ушли, а он поленился тащиться домой среди ночи и решил заночевать у брата, благо гостевой диван был хоть и не большим, но удобным и мягким. Билл сидел на кровати по-турецки и наблюдал, как Том заваривает чай. Вообще он теперь больше смотрел, чем говорил, словно узнавая всё заново. Том поставил бокал на блюдечко и осторожно понес брату, боясь пролить кипяток и обжечься. Билл заерзал, довольно заулыбался и потянулся к стакану.
— Нет-нет-нет! — смеясь, затряс головой Том и… схватил брата за запястье. — Обожжешься…
Неожиданно лицо Билла исказила гримаса ужаса. Он дернулся назад, выдирая руку. Бокал спланировал на пол, выливая содержимое Тому на штаны и футболку, обжигая живот и ноги. Билл закричал так, словно его режут тупым перочинным ножиком…

Казалось, что его действительно разорвали. Дикая боль разлилась по телу. Он закричал. Завопил. Завыл. Том! — стучалось в висках. — Том! Том! Том!

— Том! Том! Том!
— Билл! Билл! — он подлетел к брату и схватил его за плечи, стараясь унять истерику, сильно прижимая к себе. Билл совсем потерял над собой контроль. Забился в руках, рискуя свалиться с высокой кровати.

Он звал его вслух. Он звал его мысленно. Каждый болезненный, разрывающий на части толчок отдавался в голове словом Том. Том. Том. Больно. Он пытался хоть как-то убрать зад из-под насильника. Том. Том. Том. Пожалуйста. Том. Том… Боль. Ее невозможно терпеть. Том. Том. Помоги. Том. Это длилось вечность. Его вколачивали в хлюпающую под животом жижу. Его били. Больно. Его рвали на части. Сначала один. Потом сразу же второй и третий.

Том растерялся. Он не мог позвать на помощь, потому что приходилось держать Билла, который извивался под ним и кошмарно орал, повторяя его имя как молитву. Том и сам уже молился, чтобы хоть кто-нибудь услышал эти вопли и помог ему. Он обхватил его лицо ладонями и с силой сжал, не позволяя голове мотаться туда-сюда…

На грани полуяви — полусна он помнил, как кто-то жестко толкался к нему в рот, и сперма смешивалась с его кровью. Он задыхался, мычал, крутил головой… Ему закидывали голову назад, вцепившись в волосы, и вновь толкались в приоткрытый рот. Том. Том… Помоги…

Тома не просто скинули с брата. Тома отшвырнули так, что он отлетел на несколько метров назад, впечатался спиной в угол тумбочки и ударился затылком о стул при падении.
— Том! Том! Том! — продолжал орать Билл. Два врача держали его за руки. Медсестра пыталась поймать вену, чтобы вколоть успокоительное.

Когда клацающие от холода зубы прикусили орган, он получил кулаком по челюсти, и сознание наконец-то милостиво избавило его от своего присутствия… Лишь слово Том пульсировало где-то в районе лба красным огоньком. Том… Том…

Том так и сидел на полу в мокрых джинсах, схватившись за ушибленную спину. Глаза огромные. Лицо бескровное. Губы белого цвета. Лекарство подействовало почти сразу. Билл перестал вырываться и мягко отключился. Доктора повернулись к нему, и Тому показалось, что сейчас его разорвут без суда и следствия.
— Я… Я… — быстро забормотал он. — Это не то, что вы подумали… Я держал его, чтобы он не упал с кровати… Я… Я… Это… Это произошло внезапно… Он… Он… — От страха он начал заикаться и путать слова. — Это… Не знаю… Это не я… Я не виноват… Чай… Я сделал ему чай…
Один мужчина подошел вплотную и рванул его за футболку наверх, поставил на ноги. Тряхнул так, что резинка с головы слетела и дреды рассыпались по плечам.
— Клянусь, я пытался его успокоить, — прошептал Том.
— Подожди, Ханс, — остановил второй. Тот выпустил мальчишку.
— Я чай ему сделал, — торопливо принялся объяснять Том. Нет, он не того испугался, что его сейчас покалечат два взрослых мужика, а того, что произошло с Биллом. — Он потянулся за ним, я руку его остановил, говорю: «Обожжешься». А он как забьется в истерике, словно его убивают, того гляди с постели свалится. Я его схватил за плечи, а он еще сильнее вырываться начал. И головой так трясет, что того гляди оторвется. Я его подмял под себя, руками за лицо схватился, а он еще громче орать начал… Что это?
— Пиздец это, — мрачно отозвался врач. — Ты точно его не трогал?
— Нет!
— А почему он орал твое имя?
— А вы когда его держали, он тоже орал мое имя. Что с ним?
— Похоже на посттравматический шок.
— Это лечится?
— Теоретически да. Практически…
— И как это контролировать?
— А никак. Неизвестно, какая ситуация в следующий раз исказиться его сознанием.
— Что делать?
— Завтра лечащий врач будет решать.
Том еле дождался этого завтра.
С утра пораньше приехал Йост. Убедившись, что Билл спит и просыпаться не собирается, Том оставил брата на попечение медсестры и пошел с Дэвидом к лечащему врачу.
— Если травма была сравнительно небольшой, то повышенная тревожность и другие симптомы стресса постепенно пройдут в течение нескольких часов, дней или недель. Но тут мы имеем дело с сильной психологической травмой, и такая болезненная реакция может сохраниться на многие годы, — вещал доктор со скучающим видом, вяло жестикулируя. — Подобно тому, как мы приобретаем иммунитет к определенной болезни, наша психика вырабатывает особый механизм для защиты от болезненных переживаний. Бывает, что человек полностью или частично утратил способность к эмоциональным проявлениям. Ему трудно устанавливать близкие и дружеские связи с окружающими, ему недоступны радость, любовь, творческий подъем, игривость и спонтанность, что мы сейчас и наблюдаем у Билла, ведь на контакт он так и не идет, скорее, терпит ваше присутствие рядом с собой, а в группу, в коллектив, тем не менее, не входит. Как правило, в состоянии посттравматического шока развивается депрессия. Этому чувству сопутствуют нервное истощение, апатия и отрицательное отношение к жизни. В памяти пациента могут внезапно всплывать жуткие, безобразные сцены, связанные с травмирующим событием — как произошло сегодня ночью, когда какое-то ваше, Том, действие запустило реакцию. Они появляются в тех случаях, когда окружающая обстановка чем-то напоминает случившееся в то время, то есть во время травмирующего события: запах, зрелище, звук, словно бы пришедшие из той поры. Яркие образы прошлого обрушиваются на психику и вызывают сильный стресс. Это состояние еще опасно тем, что нередко пациент начинает думать о самоубийстве или планирует какие-либо действия, которые в конечном итоге должны привести его к смерти.
— Вы хотите сказать, что Билл может покончить жизнь самоубийством из-за этих воспоминаний? — вытаращил глаза Том.
— Я не исключаю этого.
— Хорошо, — нервно дернул плечами Том, — я больше не буду заваривать ему чай, если он так реагирует.
— Найдите ему хорошего психолога, — устало вздохнул Йост. — И помните, у вас осталось всего три недели, чтобы сдать мне его нормальным. Извините, у меня дела. — Он вышел из кабинета.
Том вернулся к брату мрачный и серьезный. В принципе, врач объяснил, что надо делать и как себя вести. Но, если Билл вспомнил, что с ним произошло, то… Психолога обещали прислать после обеда. А что делать до обеда, если еще восемь часов утра?
Психолог Биллу не помог. Очнувшись ото сна, парень повернулся ко всем спиной и ни на кого больше не реагировал вообще. И если первые дни после того, как Билл пришел в себя, он хотя бы наблюдал за происходящим, и на лице временами отражались какие-то эмоции, то сейчас брат просто лежал, натянув одеяло по самую макушку и уткнувшись носом в подушку. Ребята болтали между собой так, словно ничего не произошло, обсуждали песни и строили планы. Периодически кто-то пытался втянуть в беседу Билла, но с таким же успехом можно было призывать к диалогу картинку из глянцевого журнала. К тому же Билл и до этого-то почти ничего не евший, начал и вовсе отказываться от еды. На какие только ухищрения они не шли, чтобы заставить его проглотить хотя бы ложку жидкой каши или какого-нибудь пюре. Врачи начали всерьез рассматривать перспективу питания через зонд или капельницу. А Том не хотел, чтобы и без того прозрачные руки брата кололи толстыми иголками — Билл с детства боялся уколов. Капельницы Том разрешит поставить в одном случае: если Биллу будет угрожать реальная опасность. А пока… Перетопчутся!
На третий день «молчанки» и созерцания его спины Том не выдержал. Надо поговорить. Надо все ему объяснить. Надо что-то сказать. Что именно, он пока еще не понимает, но… Наверное надо сказать, как он им дорог и как они расстраиваются из-за произошедшего… Надо хотя бы убедить его, что еда необходима, потому что смотреть на этот скелет уже нет никаких сил… Нет… Не то… Может сначала с психологом поговорить? Господи, да о чем говорить с этим посторонним человеком, когда у них с братом никогда не было никаких секретов! Да они единый организм, понимают друг друга без слов! На этой возвышенной ноте его размышления прервала медсестра, пришедшая перестелить постельное белье Биллу. Тот переместился с кровати почему-то в угол на пол, подтянул колени к груди, обхватив их руками, и спрятал лицо.
— Билл, я покурю, — присел напротив него Том, — а потом давай мы тебя вымоем. Хочешь, я привезу из дома твою косметику? И маникюрного мастера привезу? И Наташу, чтобы она тебя причесала и накрасила? Ты только скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю для тебя. Только не молчи, пожалуйста. Помнишь, когда ты голос сорвал, тебе врачи говорить запрещали, а ты все равно рот не закрывал, а сейчас… Ты только скажи, я все для тебя сделаю… Сигареты? Выпивка? Только скажи…
Никакой ответной реакции.
Том вздохнул и ушел курить. Что же это такое… Как быть? Что делать?
Внизу он почувствовал что-то неладное. Бросив недокуренную сигарету, понесся обратно в палату. И успел… Окно распахнуто. Билл стоял на подоконнике на самом краю, держась за внешнюю сторону рамы. Сердце оборвалось. В груди резко похолодело. От страха Том замер, но немедленно взял себя в руки и мысленно запретил истерики.
— Билл, если ты хочешь погулять и подышать свежим воздухом, то не стоит так стоять на подоконнике — ты можешь упасть и разбиться. Одевайся и пойдем погуляем во дворике, — Том медленно и осторожно приближался к нему. Только бы успеть его схватить хоть за что-нибудь. Только бы не напугать и не спровоцировать падение… —Если ты хочешь покончить жизнь самоубийством, то не стоит этого делать в данном месте, потому что третий этаж — это не серьезно. В лучшем случае ты переломаешь себе ноги. В худшем — позвоночник. Ты навсегда будешь прикован к постели и будешь гадить под себя, потому что мозг не сможет контролировать процесс испражнения. Тебе хочется лежать в памперсах по пояс в говне и моче? Тебе хочется, чтобы рядом с тобой была посторонняя тетка, потому что наша мать будет пахать на двух работах, чтобы нас содержать? — Боже, что за херню он сейчас несет?! — Но и это еще не все. Ты можешь прыгнуть прямо сейчас. Это твой выбор. Выбор слабого человека. И тогда я скажу, что ты не мой брат. Потому что мой брат всегда был сильным. Он не сдавался даже тогда, когда сдавались все остальные. И он тащил нас к успеху за собой. Мы говорили: «Билл, ты ненормальный, это никому не надо, у нас ничего не получится!» И только ты верил и упрямо шел к победе. Тебя невозможно было сломать. А сейчас кто-то причинил тебе боль. Надругался над твоим телом. Они хотели сломать тебя. И ты сломался. Вот так легко сломался… — Еще пять шажков и он дотянется до его ноги. А если он дотянется до его ноги, то черта с два он позволит ему упасть! — Они хотели, чтобы ты умер. Они сделали все для того, чтобы ты умер. И после того, как ты выжил всем назло, ты поможешь им убить себя? Хорошо, убей себя! Прыгай! — Том неожиданно для себя вскочил на подоконник и встал рядом с Биллом. — Только сначала толкни вниз меня! Мы с тобой одно целое. Я не умею жить без тебя. У нас на двоих одна кровь. У нас на двоих одна жизнь. У нас все с тобой одно на двоих. Даже твоя боль у нас одна на двоих! Я чувствую ее. Я переживаю ее. Я старюсь быть сильным ради тебя. Я делю ее с тобой, потому что мы близнецы. Но если ты умрешь, я тоже умру. В тот же день умру, когда узнаю, что тебя больше нет. В ту ночь я искал тебя несколько часов. Я ездил по городу и искал. Я молился и просил тебя вернуться. Ты вернулся. Не важно, что с тобой произошло. Важно, что ты вернулся. Боль тела пройдет. Раны затянутся. Я сделаю все, чтобы ты забыл этот кошмар. Для меня нет никого важнее тебя. Я люблю тебя любого. Абсолютно любого. Ты мне нужен любой. Если тебя не будет, мне не за чем жить.
Том потянулся к нему, мысленно умоляя всех богов, чтобы они сейчас не вывалились в окно с третьего этажа, потому что реально было сломать не только ноги, но и свернуть себе шею. А такая нелепая смерть в столь молодом возрасте в планы Тома не входила.
— Не трогай меня! — вздрогнул Билл, зажимаясь. — Я грязный… — и всхлипнул.
— Мой бог! — улыбнулся Том. — Ты самый чистый человек на планете!
Резким движением он скинул не успевшего ничего сообразить Билла с подоконника обратно в палату и тут же прыгнул следом.
Билл испуганно пятился от брата на четвереньках, выставив вперед руку, бормоча срывающимся голосом:
— Нет, пожалуйста, нет! Не надо! Не трогай! Нет! Не трогай! Нет! Нет! Не надо! Пожалуйста! Нет!
Вместо того чтобы оставить его в покое и отойти, Том придвигался к нему точно так же на четвереньках, выставив вперед руку, едва не касаясь его пальцев своими, и точно таким же срывающимся голосом повторял:
— Билл, это я, Том… Тебе не надо меня бояться… Это я… Том… Твой брат… Не бойся… Я не сделаю тебе больно… Я твой брат… Не бойся… Посмотри на меня… Я — Том… Я не дам тебя в обиду… Пожалуйста, Билл… Я твой брат… Билл… Не бойся… Я с тобой…
Билл уперся спиной в стену — больше отползать некуда. Его била крупная дрожь. Он сжался в маленький комок, словно уменьшился в размерах, закрывая лицо трясущимися руками и умоляя не трогать его. Том, который из-за той истерики теперь не только боялся прикасаться к брату, но и подходить к нему близко, остановился на расстоянии вытянутой руки. Остатки разума твердили, что он все сделал правильно, согнав его с подоконника, сердце разрывалось от боли, видя, что оно опять начинается. Он должен быть сильным. Он должен как-то ему помочь… Черт побери, КАК? Том протянул руки, как будто желая обнять или поддержать его, падающего, но так и не смог заставить себя дотронуться до трясущегося тела.
— Послушай, Билл… Я не трогаю тебя, видишь? Вот смотри… Видишь? Посмотри… Послушай… Билл, чище тебя никого нет. Ты самый светлый, самый лучший, самый замечательный человек. Ты мое солнце. Ты мое небо. Ты мой день. Даже я не достоин касаться тебя. Ты лучшее, что есть в моей жизни. И не смей думать, что ты грязный… Никогда, слышишь? Ты… Ты даже мыслей таких не достоин… Билл, ты не представляешь, насколько сильно мы все тебя любим. Родители, друзья… Для всех ты самый светлый человек, самый солнечный, самый теплый, самый чистый… Человек, к которому просто не прилипает грязь. Да даже прессе никогда не удавалось очернить тебя. Что за глупости ты сейчас говоришь? Ты три дня лежал и думал, что ты грязный? Билл, мой Билл, какой же ты глупый… Неужели ты считаешь, что мы с ребятами стали бы тут торчать около тебя круглые сутки, если бы считали тебя грязным? Глупый… Да нам даже в голову такого не приходило… А тех, кто посмел дотронуться до тебя, мы ищем. Дэвид нанял хороших детективов. Они их обязательно найдут, слышишь? Они не тебя тронули. Они нас тронули. Меня… И я лично вырву им сердце и оторву руки за то, что они посмели прикоснуться к тебе. Ты мне веришь? Мы их найдем, Билл. Обязательно найдем.
Билл все так же дрожал, сжавшись в комок, все так же просил не трогать его. Том закрыл глаза, чтобы не видеть истерики, и осторожно дотронулся кончиками пальцев до плеч.
— Тихо… — успокаивающе шептал он. — Тихо… — невесомые прикосновения по рукам вниз. — Тихо… — обратно наверх по плечам к шее. — Тихо… — опять вниз. Он и гладил и не гладил его, едва касаясь кожи. — Ты в безопасности. Рядом со мной ты в безопасности…
Мысленно он представлял, как забирает его боль и страх, впитывает их, стирает из памяти. Он каждый день, каждый час ругал себя за то, что выгнал его из дома, что не нашел в том парке, что не смог защитить, предотвратить, остановить. Хотелось забрать его, увезти далеко, на какой-нибудь дивный остров посреди океана, как брат всегда хотел — только он и Билл, и никого больше. Валяться на белоснежном песке и купаться в лазурных водах. Лежать в джакузи и пить коктейли. Есть мороженное до полного онемения языка. Он представлял их беззаботные дни в тени высоких пальм. Как они носятся по пляжу. Как плескаются в океане. Как занимаются виндсерфингом… Он не сразу осознал, что больше не гладит его, а крепко прижимает к себе, все так же шепча всего одно слово: «Тихо…» И он совершенно не заметил, как Билл вцепился ему в спину ногтями и уткнулся носом в шею.
— Увези меня отсюда, Том… — тихо-тихо попросил он…
Он переступил порог квартиры с некоторым опасением. Осмотрелся. Скинул куртку на пол прямо в коридоре. Том стоял чуть в стороне и старался удерживать на лице хоть какое-то подобие улыбки: если с Биллом опять случится приступ паники, то он понятия не имеет, как с этим бороться. Одно Том знал точно — завтра приступ паники случится у медперсонала и Дэвида, потому что они ушли, никому ничего не сказав, Том просто натянул на Билла свою куртку и они, как два вора, сбежала из клиники.
— Это твоя комната, — неуверенно произнес Билл, остановившись у двери.
— Да.
Билл, держась за стену, словно опасаясь падения, добрел до своей комнаты.
— А тут живу я?
Том кивнул. Билл обошел вокруг, слегка касаясь руками мебели.
— Я приготовлю что-нибудь поесть, — осторожно предложил Том. — Хорошо?
— Не хочу, — тихо бросил Билл куда-то в сторону.
Он стоял перед огромным зеркалом и смотрел на себя. Потом перевел взгляд на большой плакат на стене, где два парня — один с торчащими колючками волосами и накрашенными глазами, второй в кепке и с дерзкой ухмылкой — стояли, прижавшись спинами друг к другу. Вновь сравнил с оригиналом в зеркале. Том порадовался, что не заметил плакат в тот злополучный день, когда громил его комнату, и не сорвал, потому что другим повезло меньше — он разодрал их в клочья. Билл словно что-то вспомнил, закрутил головой.
— Вот тут еще один был… Помнишь, нас снимали в какой-то гостинце сидящими на полу? У нас еще глаза закрыты были? Такие темные… Он мне очень нравился…
— Был ураган… Я окно не закрыл… Тут еще два плаката было… Их сорвало… — промямлил Том, пряча взгляд. — Я хотел заказать новые, чтобы повесить на стену к твоему возвращению, но не успел… Но завтра тут все будет, как было, обещаю.
Том потянулся, чтобы обнять его, но Билл, заметив движение в свою сторону, отшатнулся и зажался. Том сразу же поднял руки ладонями вверх, показывая, что ничего дурного не замышлял. Билл смутился.
— Я хочу тебе помочь, — очень мягко произнес Том. — Хочу, чтобы ты стал прежним. У нас никогда не было секретов. Я всегда всё знал о тебе и сам всё тебе рассказывал, всё-всё, все свои страхи и сомнения. Расскажи мне, Билл, что творится в твоей душе, поделись со мной своими страхами, и я придумаю, как избавить тебя от них. Я очень хочу тебе помочь. Позволь мне это сделать, не закрывайся от меня.
— Я не могу… — дернул он беспомощно плечами.
— Почему? — опустил Том руки.
Билл качнул головой и отвернулся.
Но Том не собирался сдаваться просто так.
— Иди сюда к зеркалу, — поманил он брата. Билл робко приблизился. — Смотри.
Том откинул с лица дреды и перетянул их. Затем повернулся к близнецу. Показал пустые ладони, так, чтобы его взгляд зафиксировал руки. Потом медленно потянулся к лицу Билла, отмечая про себя, как тот весь напрягается, словно перед ним стоит хищник. Очень аккуратно заправил волосы ему за уши, открывая лицо.
— Смотри, мы одинаковые. Глаза, — Том показал пальцем на свои глаза в отражении и на глаза Билла. — Видишь, глаза одинаковые? Нос… Губы… Ты мало ел эти две недели, поэтому у тебя лицо сейчас худее, чем у меня. Но форма лиц одинаковая, видишь? Только волосы разные. У меня дреды, а тебе каждый день делают начес. И пирсинг — у меня в губе, а у тебя бровь и язык пробиты.
Стараясь не делать резких движений, он скинул с себя футболку и джинсы, оставшись в боксерах.
— Мое тело кажется тебе грязным или недостойным? — Том в упор смотрел на брата. — Посмотри на мое тело. Оно грязное?
Билл молчал. Грудь вздымалась быстро и резко. Он был на грани.
— Дотронься до моего тела, — Том спрятал руки за спину. — Дотронься.
— Не могу, — одними губами прошептал Билл.
— Попробуй. Постарайся пересилить себя. Давай вместе, — он протянул руку ладонью вверх — этот открытый жест положительно действует даже на животных. Билл с суеверным ужасом смотрел на Тома. — Что ты сейчас чувствуешь?
Молчание.
— Почему ты не можешь дотронуться до моего тела?
Молчание.
— Оно грязное?
Молчание.
— Ты боишься, что я причиню тебе вред?
Молчание.
— Ты боишься меня?
Молчание.
Том даже растерялся…
— Ты думаешь, что измажешь меня своим прикосновением? — выдал он последнюю, явно очень бредовую мысль.
Билл едва заметно кивнул.
Том нервно сглотнул.
— Я сейчас очень медленно возьму тебя за руку. Не бойся. Просто не бойся.
Том потянулся к нему, внутренне приготовившись, что Билл вновь забьется в истерических воплях.
— Вот так… Не бойся…
Дотронулся до кисти и аккуратно взял ее двумя пальцами.
— Смотри… Не больно? Я сейчас просто перехвачу ее поудобнее… Если станет страшно, просто скажи мне стоп.
Билл молчал. Глаза огромные, перепуганные. Том взял руку целиком.
— Сейчас мы поднимем твою ладонь и дотронемся до моей груди. Вот так. Не больно?
Он положил его ладонь себе на грудь. Потом убрал ее.
— Смотри, мое тело такое же чистое, как было. От твоего прикосновения с ним ничего не случилось. Видишь? Оно такое же, как было.
Обратно прижал ладонь к коже. Удерживая руку Билла, второй рукой потянулся к его груди.
— А сейчас я положу руку тебе на грудь. Ты помнишь, просто скажи мне стоп. Приготовься…
Билл перестал дышать, когда Том коснулся его груди.
— Вот видишь… Тебе больно? Нет.
Он убрал руку и показал ее Биллу:
— Она чистая, ты видишь? Моя рука такая же чистая, как и твоя. Мы одинаковые. Мое тело такое же, как твое. И если мое тело чистое, то и твое тело тоже чистое. Давай теперь вместе попробуем дотронуться друг до друга, — он отпустил его ладонь и убрал свою. — На счет три. Раз… Два… Три…
Том все так же очень медленно поднял руку и коснулся его груди. Билл… Билл ошарашено уставился на ладонь брата, а потом потянулся к нему, готовый в любой момент отдернуть кисть. Том напряженно ждал — сможет или нет. Билл замер. Видимо, мысленно досчитал до пяти и неимоверным усилием воли заставил себя дотронуться до Тома. Они стояли друг напротив друга, одинаково касаясь друг друга ладонями, одинаково напуганные и одинаково внутренне счастливые. Отлично. Что там Йост говорил про полтора месяца на запись?.. Кажется, обломается он сильно.
Том решил все-таки попробовал претворить свою идею с помывкой брата в жизнь. Конечно, слишком много событий для одного бесконечно длинного дня, но Билл не мылся с тех пор, как ушел из дома, не считая того, что в больнице его отмыли от грязи в первый день, а потом Том пару раз обтирал его полотенцем. Не хватало еще, чтобы у него вши завелись, волосы уже даже не сосульками висят, а какой-то бесформенной паклей торчат.
— А чтобы ты не сомневался в своей чистоте, я лично ототру твое тело мочалкой от всей грязи, которая, как тебе кажется, к тебе прилипла. Сейчас я сделаю ванну с пеной, а потом сам тебя вымою. Ты только не бойся. Меня не надо бояться. Я убью любого, кто посмеет тебя обидеть. Жизнь за тебя отдам.
Билл грустно улыбнулся.
Вспенивая воду, Том пытался проанализировать последние полчаса их жизни. Никаких неожиданных тактильных контактов — Билл должен видеть и осознавать, что к нему сейчас прикоснутся, тогда истерик не будет. Все делать очень медленно, сопровождать комментариями. Никаких резких движений или звуков. Его надо как-то расслабить… Ладно, можно вообразить, что Билл — это очень дорогая, очень старая, очень хрупкая хрустальная ваза, которая может рассыпаться от малейшего колебания воздуха. Врач говорил, что нужно время… Если верить Йосту, то времени у них нет. Еще альбом писать… Как Билл будет записываться, если он никакой? О’Кей, придется решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главная проблема — внушить ему, что он не грязный. Выдумал же чушь!
— Вот смотри, под пеной теплая вода, как ты любишь, — Том привел брата в ванную. — Можешь потрогать ее рукой. Сейчас надо снять одежду. Сможешь это сделать сам или мне помочь?
Билл задумался на секунду, потом кивнул.
— Помочь? — уточнил Том. — Билл, говори, пожалуйста. Я твой брат, но я не умею читать твои мысли. Или тебе больно говорить?
Он снова кивнул.
— Понял. Значит, не говори. Я помогу.
Он опять очень медленно, предварительно показав брату руки, потянулся к краю футболки. Билл задрожал. Том сразу же остановился:
— Спокойно. Все хорошо. Я не сделаю тебе больно. Давай мы еще раз просто дотронемся друг до друга. Это же не страшно? Ну, готов? Раз… Два… Три…
Том прикоснулся к нему ладонью. Тот помедлил, но дотронулся до груди быстрее, чем в прошлый раз и явно не с таким внутренним напряжением. Том не смог сдержать радостной улыбки.
— Когда тебе будет страшно, просто протяни руку и дотронься до меня, хорошо? Попробуем еще раз снять футболку? Я буду очень аккуратен, обещаю.
И опять каждое движение рук словно в замедленном кино. Показать. Зафиксировать его взгляд. Откомментировать действие. Он не представлял, что надо было делать с Биллом, чтобы сейчас с ним происходило такое. Ему надо заново учиться жить, заново привыкать ко всему. Том сильный. Он одолеет его страх. Он вытащит…
С футболкой они справились. Том запоздало понял, что надо снять еще и тренировочные штаны. Кажется, трусов на Билле нет…
— Я могу помочь тебе снять штаны. Если ты стесняешься, то можешь снять их сам. Ты останешься голым. Тебе не надо бояться. Просто заберись в ванну и поваляйся в теплой воде столько времени, сколько тебе захочется. Никто не войдет сюда, кроме меня. А я не причиню тебе зла. Если хочешь, если тебе страшно, то я оставлю открытой дверь. Один твой крик, и я буду рядом. Ты дома. Ты в безопасности. Никто тебя здесь не тронет.
Билл кивнул. Взгляд все равно затравленный. Врач сказал, что это пройдет… Том выдержит. У него больше нет вариантов…
Том отошел в сторону, логично предположив, что без одежды тот не будет чувствовать себя в безопасности даже с ним. Интересно, если Билл так реагирует на прикосновения, то он будет мыться сам или все-таки доверит это дело брату? Тому очень хотелось, чтобы Билл вымылся сам, потому что за всю свою жизнь Том еще ни разу никого не мыл, тем более взрослого парня, пусть даже это его собственный брат.
Билл втянул побольше воздуха, собрался, зачем-то зажмурился и резко сдернул штаны с бедер. Те мягко свалились, обнажая стройные ноги. Он тут же прикрылся руками и сиротливо посмотрел на брата. Том ободряюще улыбнулся и жестом предложил ему залезть в воду.
— Не уходи, — попросил Билл, погружаясь в пену.
— Я с тобой, — устало вздохнул Том, опускаясь на кафель.
Через полчаса, щедро залив мочалку гелем для душа, Том приступил к водным процедурам. Начал он с кончиков его пальцев — вроде бы руки Билл позволял трогать почти безбоязненно. Билл с интересом наблюдал, как брат кругообразными движениями медленно поднимается вверх по руке к плечам, сопровождая каждое свое действие комментарием. Он дернулся, когда тот дошел до шеи и спустился на спину в район лопаток. Том кривился, когда видел, как под его аккуратными и нежными движениями мышцы начинают играть, как бы отодвигаясь, как тело подрагивает, как Билл напряжен. А еще поясница и ягодицы, бедра… Поняв, что Билл держится из последних сил, он отложил мочалку и включил душ — как-никак вода расслабляет. Надо вымыть еще волосы, а нижнюю часть тела оставить на попозже, и так вон сколько сделано. На голове Том оторвался — он массировал ее долго и с удовольствием, периодически спускаясь на шею, разминая трапециевидные мышцы. Он улыбался, чувствуя, что брат расслаблен и податлив, и ему приятно настолько, что иногда он сам поворачивает голову, когда особенно хорошо. Отлично, значит массаж шеи, плеч и головы — это то, что требуется, чтобы снять напряжение и то, что не вызывает в нем паники, значит это лазейка для того, чтобы вернуть его в мир нормальных людей. Странно, но после массажа, вымыть нижнюю часть тела не составило практически никакого труда. Билл хоть и дергался и пару раз отстранял его руки, но Тому удалось потереть и ноги, и бедра, и даже живот с поясницей. Все остальное Билл вымыл к великому томову облегчению сам.
Чистый и без сомнений довольный Билл натянул на себя одеяло.
— Я оставлю ночник включенным, если тебе что-то будет нужно, просто позови меня. Если будет страшно, просто позови меня. Я сплю в соседней комнате. Рядом с тобой. У нас кровати стоят рядом, через стенку. Просто стукни по стене, и я услышу и приду. Ты дома. Здесь ты в полной безопасности. Никто тебя не обидит. Просто позови меня.
Вдруг улыбка сошла с лица. Билл побледнел и прошептал:
— Я звал тебя…
— Я искал тебя… — с горечью отозвался Том. — Но сейчас все будет по-другому.
— Мне страшно…
— Мне тоже.
— Останься со мной.
Том кисло усмехнулся.
— Хорошо, я побуду с тобой, пока ты не заснешь.
Он скинул подушку и опустился рядом с кроватью — перспектива спать на полу его совершенно не радовала. В конце концов, Том и сам безумно устал, сам напряжен, сам давит в себе подступающую истерику из-за полной беспомощности. Но он запретил себе срываться. Он сильный… Он сможет…
Билл пододвинулся к самому краю, свесил ему руку.
— Пока я не засну, — пробормотал он, закрывая глаза.
Утро, как и предполагал Том, началось с грандиозного скандала. В шесть часов Йосту позвонили из больницы и сообщили, что Билл пропал. Не долго думая, Дэвид позвонил Георгу, чтобы уточнить, во сколько они ушли и кто остался с Биллом, если кто-то вообще остался. Ничего не подозревающий Георг сдал друга с потрохами. Поэтому в тот момент, когда сонный Том что-то мычал в трубку, плохо соображая, кто это и чего от него хочет, продюсер уже примерно знал, где находится Билл. И он был зол. Очень зол. Нет, Дэвид Йост был в бешенстве! Он матерился, как последний биндюжник, и грозился наслать на Тома всех демонов ада, а так же отыметь мальчишку во все мыслимые и немыслимые места как минимум кактусом. Между прочим, с большими колючками и без вазелина. И если бы Дэвид видел Тома в тот момент, то обязательно исполнил хотя бы одну из своих угроз: парень, начхав на продюсерский гнев, сладко спал, зябко свернувшись калачиком, а трубка лежала рядом и истошно вопила.
— Ты меня понял?!! — донесся рев из динамика.
— Угу, — зевнул Том и отключил телефон вообще. Психи какие-то названивают… Чертовски холодно… И жестко… Он пошарил рукой в поисках одеяла. Нету. Пододвинулся поближе к краю кровати — может свалилось? Но края не обнаружил. Пододвинулся еще немного. И еще… Разлепил один глаз и с удивлением нашел себя на полу посреди комнаты — видимо упал во сне. На полном автомате с полузакрытыми глазами перебрался на постель, нашел спасительное одеяло, завернулся в него, как в кокон, и провалился обратно в сон. Ему снилось, что к нему кто-то прижимается и обнимает. И от этого кого-то приятно пахло апельсинами и морем.
Его разбудил телефонный звонок. Том вздрогнул и открыл глаза, чувствуя себя полностью разбитым и ужасно не выспавшимся. Обвел взглядом комнату, пытаясь сообразить, куда занесла его нелегкая, а потом подскочил на кровати, поняв, где спит и самое главное с кем. Билл сидел у него в ногах, забившись в угол, обхватив колени, и наблюдал. Телефон противно тренькал где-то на полу, но лезть за ним Тому не хотелось, а Билл явно не собирался.
— Ну и черт с ним, правда? — махнул он рукой и улыбнулся. — Доброе утро. Давно проснулся? Есть хочешь?
— Не хочу, — жалобно скривился Билл.
— Не хочешь и не надо. Давай хотя бы чай вместе попьем, ага? Слушай, я забыл! Там же твои хлопья любимые стоят еще не начатые. Залить тебе их молоком?
Билл капризно нахмурился.
— Отлично! Тогда я делаю нам чай, тосты с твоим любимым джемом и хлопья. Помнишь, как ты в последнем нашем туре ругался на Саки, что в автобусе нет молока? — Том довольно хихикнул и высоким писклявым голоском процитировал брата: — «В автобусе всегда должны быть хлопья и молоко! Что значит, нет молока?»
Билл против воли улыбнулся.
Пока Том возился на кухне, Билл еще раз осмотрел квартиру, пытаясь вспомнить, что и как тут было. В памяти вспыхивали какие-то сценки из их жизни. Вот они только что въехали сюда и ругаются, кто в какой комнате будет жить. Вот покупают мебель. Вот Билл ворчит, что у Тома ужасно грязно, а его вещи разбросаны везде, в самых неожиданных местах, и даже у него, Билла, в комнате. Их первые вечеринки. Радость от возвращения домой после туров. Странная любовь к собственной постели. Билл улыбнулся, он чувствовал себя изменщиком — каждый день новая гостиница, новая постель, чужой запах, неприятный хруст свеженакрахмаленного постельного белья… Они с Томом никогда не гладили постельное белье. Больше всего они боялись, что будут спать дома на хрустящих жестких простынях. Он дома. Он в безопасности. Рядом Том, а за ним он как за стеной. По крайней мере пока.
Потом они смотрели какие-то фильмы, лежа у Билла в комнате. Точнее Том развалился на кровати, закинув нога на ногу и руки под голову, а Билл, обняв подушку, сжался в самом углу у стены, рядом с ногами брата. Том специально поставил любимые комедии близнеца, надеясь, что так он хоть немного расслабится. И на протяжении всего бесконечного киносеанса, Том тайком наблюдал за ним, в какой-то момент поняв, что еще немного, и у него разовьется косоглазие… Билл хмуро пялился на огромный экран плазменной панели. Иногда улыбался. Иногда… А раньше он начинал ржать чуть ли не с титров. Том не выдержал. Выключил телевизор и уселся, поджав ноги, пристально глядя на брата. Тот вопросительно оторвал голову от подушки. На щеке остался неровный красный след. Взгляд настороженный, тело напряжено — он готов сорваться с места в любой момент… Это не его Билл. Его Билл был веселым, общительным, он сводил с ума всех присутствующих своей болтовней и постоянными дурачествами, его всегда было много, до такой степени много, что когда Билл выходил из помещения, всем начинало казаться, что мир исчез. Сейчас Том смотрел на приведение, фантом, бледную тень. Это не Билл. Билл таким никогда не был и никогда не будет. Отчаянье подкатывало к горлу, сжимая душу холодными тисками. Сердце бешено стучало в груди. Хотелось схватить за плечи этого чужого парня и трясти его до тех пор, пока он не отдаст ему брата.
— Тебе надоело? — тихо-тихо спросил Билл, отвел взгляд и, нервно дернув плечами, добавил еще тише: — И вовсе не надо сидеть со мной постоянно.
Том улыбнулся. Улыбка вышла жалкой и кривой.
— Я просто хотел покурить… Ты же не будешь смотреть фильм без меня? — неубедительно соврал он. — Пойдем со мной?
Билл молчал, глядя в сторону перед собой.
Том боялся уйти и оставить его одного — они жили на седьмом этаже, и он опасался, что в следующий раз может не успеть снять его с подоконника. Хотя, если Билл решит самоубиться, то его вряд ли кто-то остановит. И Том понимал это лучше всех.
— Иди, — бесцветно отозвался парень.
— Билл? — едва слышно попросил Том.
Тот лишь вытянул длинные ноги и покрепче обнял подушку. Том вздохнул и медленно вышел из комнаты.
Он стоял на лестничной площадке и смотрел в окно. Сигарета давно истлела, голые плечи, руки и ноги ледяные. Домой возвращаться не хотелось. Надо что-то придумать. Надо как-то его растормошить. Но, прежде всего, надо взять себя в руки. Он сможет. Он сильный. Только вот иногда самовнушение не очень помогало. Руки предательски опускались.
Том дергал за струны, лежа на своей кровати. Одна нога на полу, вторая закинута на спинку. Гитара на животе. Глаза закрыты. Он ни о чем не думал. Просто играл какую-то сидящую внутри себя мелодию. Получалось грустно и очень тоскливо. Но и ему не до веселья. Гитара всегда успокаивала его. Сейчас он просто перебирал струны, пальцы сами скользили по грифу, выстраиваясь в замысловатые аккорды. Две руки — такие разные, но не будь одной из них — не будет и музыки. Одна рисует мелодию, вторая ее раскрашивает. Они с Биллом такие же — две руки, каждая из которых дополняет другую. Нет Билла — нет и его. И сейчас, когда с Биллом беда, он, Том, пытается выстроить хоть какую-то мелодию, только вот не получается ничего, как он ни старается. Том скакал вокруг него целый день, стараясь предугадать любое желание, развлекал, веселил. Билл, как не до конца уснувшая рыба, еле-еле шевелил «плавниками», почти не реагировал на внешние раздражители. Том и сам сейчас был как перетянутая струна, чуть сильнее дернешь и всё, лопнет с пронзительным писком. Нельзя. Надо держаться. Рано или поздно природная веселость брата победит, главное самому не спятить к тому времени. Том не заметил, что в дверях, подперев косяк плечом, застыл Билл. Впервые за целый день его лицо было расслаблено и тронуто улыбкой. Он слушал, как играет брат, а во взгляде проступала нежность.