Эм, в планах кое-что поменялось, поэтому вместо продолжения к третьей главе я выкладываю главу четвёртую. Не серчайте, котаны? Всё будет потом.
Глава IV.
Петля?
- Том, что делать? Что теперь будем делать? – переспросил я, тряся его за плечо. Он бешено посмотрел на меня и сказал:
- Ничего.
- То есть как? Нас же ищут.
- А что они сделают? Что? – Том встал и начал ходить кругами по комнате, – Копы в жизни нас не просекут, потому что этот N придумал на самом деле гениальный план. Я – Том Трюмпер, я родился и вырос здесь. Приехал погостить к бабушке, а ты – мой друг. И всё! «Извините за беспокойство, до свидания». Наши имена им ни о чём не скажут, я вообще не понимаю, для чего они шмон устраивают.
- Паспорта, – сказал я чужим сиплым голосом, – у нас паспортов нет.
Том остановился посреди комнаты и хлопнул себя по лбу.
- Чёрт возьми, – простонал он, – точно. Паспорта…
Мы с нарастающим ужасом смотрели друг на друга. Округ оцеплён, документов нет. Нас зажали в затягивающейся петле.
- Этот Пьюджет… это же глухомань лесная, – начал Том, – они… они же не проверят каждый дом в целом округе. Это чушь. Чушь! Все эти громкие заявления по ТВ, обещания, планы. Копы просто пиздят. От безысходности, кстати.
- Мда, от безысходности, – съязвил я. – Это у нас безысходность, а не у них. Вот что, надо сваливать.
- Куда?! – вскричал Том, – Каким образом?! Нас остановит первый же пост, и что тогда? «Привет, дядя коп, у меня в штанах бриллианты гремят, но ты не обращай внимания. А паспорт я дома забыл, ага». Так, что ли? – он громко выдохнул и медленно опустился на край стула, – нам не сбежать отсюда, Билл.
- Значит, нужно спрятаться.
- Где?
- Я откуда знаю? Ты здесь вырос.
- И что из этого?!
- Ты должен знать…
- Я нихуя не должен! – гаркнул Том, перебивая меня. Я молча поднял бровь, смерив его глазами, и сказал:
- У кого-то нервишки уже шалят.
- Ой блять, только не беси меня, хорошо?
- Я не хочу в тюрьму, сладкий мой, – Том метнул испепеляющий взгляд, услышав эти слова, и показал средний палец, – поэтому пытаюсь спасти свою жопу, пока не поздно.
Том молчал несколько минут, успокаиваясь, и, наконец, сказал:
- Хорошо. Нам сейчас не надо ссориться, верно? Надо убедить копов, если они сюда нагрянут, что мы – местные. И нам должны поверить без документов, – продолжал он, – значит… значит… я не знаю. Я не представляю, просто не представляю, как это можно сделать.
Он снова уставился в одну точку, беззвучно шевеля губами. В голове – ни единой стоящей мысли, кроме как не попадаться полиции вообще. Но и это невозможно… А что, если…
- Работа? – предложил я, – Копы подумают, что мы не могли ограбить банк, потому что работали… как-то так.
- Одного вопроса работодателю будет достаточно, чтобы наш жалкий пиздёж всплыл на поверхность. Да и куда же это мы устроимся без паспортов? Овец пасти?
- Именно! – вскрикнул я, – на родео!
Я с облегчением откинулся на подушку. Вот оно – спасение.
- Бред, по-моему. Приходим мы на родео и говорим: «Хотим пасти овец. И не смотрите, что мы – неместные, а пару дней назад кто-то банк ограбил. Прикиньте, так совпало!».
- Твои предложения?
Повисло молчание. Как и следовало полагать.
- Ну? Я жду гениальных идей от гениального Томаса.
- Пойти попробовать устроиться на родео, – с лицом философа сказал он, и меня согнуло от дурацкого смеха.
- Да ну?! – возопил я, – Сам додумался?! Ну и ну, вот так да, вот удивил-то! Мозг!
- Ладно, признаю, это самая нормальная идея. Но я не уверен, что нас без документов возьмут даже на родео.
- Ну мы... скажем там чего-нибудь…
- Вот именно, что «чего-нибудь» говорить не надо. – Он устало потёр глаза и добавил, – выступаем утром.
- А далеко до этого родео?
- Оно в горах.
- О, чёрт, – взвыл я, – с моей ногой только по скалам скакать.
- Возьмёшь палочку и потопаешь.
Том повалился на матрас и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Оставалось только лечь спать, предвкушая чудесный поход.
* * *
- Твою же мать – прошептал я, опускаясь на траву, – сдохнешь, пока дойдёшь.
Трёхчасовой подъём на холм Бикон отнял все силы. Пот струился ручьями, меня тошнило и лихорадило. Тома порядком мотало. Он прислонился к дереву и сказал, со злобой оглядывая местность:
- О господи, как же я ненавижу эту дыру.
- Но ты же, – сглотнул я, переводя дух, – рос здесь… это – твоя родина. Разве у тебя нет никаких приятных воспоминаний детства?
- Мда, – выплюнул он, – воспоминаний достаточно. О том, как надо мной издевались. До шестнадцати лет меня чаще били, чем ласкали. А потом я вдруг всем занадобился – женщинам, мужчинам… ну, ты понял, – брезгливо поморщился Том.
- А… – тупо проблеял я. В голове не укладывалось, что Том – целомудренный преступник.
- Так, – отдышавшись, сказал он, – я пойду к Роджеру, хозяину родео, поговорю. Посмотрим, что из этого выйдет, – Том сплюнул и, бормоча проклятия, поплёлся в маленький деревянный домик.
Я развалился на траве и прикрыл глаза, придумывая идеальную жизнь. Где бы я был сейчас, пойди всё по плану? На каких-нибудь островах посасывал бы мохито в компании двух очаровательных малышек. А по вечерам бродил бы по улицам, пил абсент, играл в карты…
Пребольный удар под ребро заставил меня вскочить и заорать, наступив на больную ногу.
- Ёб твою... – я осёкся на полуслове, потому что передо мной стоял вовсе не Том, а сморщенный старик, от которого за версту несло папиросами. Живот свело от этого запаха – так давно я не курил.
Старик презрительно взглянул на меня и, буркнув что-то вроде «пидоры», с необыкновенной прытью стал спускаться вниз по холму.
Я повернулся к Тому с немым вопросом. Он махнул рукой, зовя за собой, и шепнул: «Позже».
Опираясь на самодельный костыль, я пошёл вместе с ними, как оказалось, перетаскивать верёвки, тюки со всяким тряпьём и прочее барахло. Старик был зол и молчалив. Он курил папиросы одну за другой и, стоя под деревом, неодобрительно глядел на нас. Когда с вещами было покончено, Роджер погнал нас наводить порядок в сараях. Задыхаясь среди тухнущего сена, я проклинал себя, свою идею с родео, проклинал старика, Тома, весь мир. Остаток дня мы провели, выскребая многолетнюю грязь из хлевов.
В качестве жилья Роджер выделил нам что-то вроде усовершенствованного сарая – комнату с пыльным дощатым полом и хлипенькими стенками, которые хороший пинок мог прошибить насквозь. Вечером, доедая свою порцию проклятых мексиканских бобов, по вкусу напоминающих мочёный картон, я вскользь спросил Тома о хозяине родео. Он странно посмотрел на меня и с нотками злости сказал:
- А что тебе до него?
- Он… странный, мягко говоря.
- А, – с неясным облегчением выдохнул Том, – он двинутый, это точно. У него после Вьетнама крыша поехала. Везде видит какую-то косоглазую старуху… Блядь, это пиздец. Нахуй. Кстати, у него есть ружьё, так что ты поосторожнее там… не груби и всякое такое.
- Да, хорошо. А, ещё вопрос! – вспомнил я, – почему он нас пидорами называл?
Том косо взглянул на меня, медленно прожевал и вяло ответил:
- Не знаю. Он ебанутый, и этим всё сказано.
Я больше не заводил разговор на эту тему. Как только речь заходила об отношениях полов, Том становился раздражительным и апатичным. В нём чувствовался какой-то надлом.
Отредактировано Dautzen von Göteborg (11.01.2013 13:14:54)