Гонимый, истерзанный, обманутый, но я не обижен на судьбу. Все мы в этом мире не властны. Никто. Мы просто марионетки в руках Всевышних, просто пыль. Люди - лишь мельчайшие частицы Вселенной, подобно атомам, составляющим все живое. Человек не в силах влиять на мир, но он вправе изменять свою жизнь. Кто-то пользуется этим для достижения намеченных целей, стремиться стать лучше, другие же пускают все под откос, на самотек. Я не могу отнести себя ни к одним, ни к другим. С одной стороны, я не могу сделать свою жизнь благоприятнее, счастливее, нет возможности, но с другой - я не опускаю рук. Я просто живу, просто существую.
Я верю, что когда-нибудь настанет и мое время, видимо, еще рано. Но отчаиваться я не буду. Я не считаю и не чувствую себя ущербным, угнетенным. Я силен... Силен настолько, что способен сражаться, бороться, радоваться жизни. Какая бы она ни была, я все же рад.
Многие подумают, что я нытик, не способный постоять за себя, изгой, непринятый обществом. На самом деле, все гораздо сложнее. И это не так, как кажется вам. На словах все просто и элементарно, но жизнь - не игра, все в ней реально.
Вот и сейчас меня беспощадно преследует вездесущая реальность.
Поезд - однообразная гусеница потертых вагончиков, транспорт детства. Мы частенько всей семьей ездили по стране, просто так, без повода. Под монотонный стук колес было легко и приятно засыпать, опустив голову на колено матери. Мама, папа, Том - где все это сейчас? Утеряно, но не забыто. Который раз судьба заставляет меня признавать: все в этом мире ложно. Даже то, что дорого тебе, то, что, казалось, будет с тобой вечно, в конечном итоге становится очередным мифом, внезапно родившимся в твоей больной головушке, а после бесследно растворившимся. И все-таки, что бы ни говорили, больно осознавать, что близкий и родной человек тебя злостно предает, топчет, бросает.     
Том? Я не вправе винить его, ненавидеть. Его вины во всем этом безобразии я не вижу. Он просто пешка в руках Эмми, не способная свободно мыслить. Я люблю его и никогда не перестану любить. И я уверен, в глубине его души навсегда останется маленькое местечко для меня. Он простил меня давно. Я не знаю, но чувствую. Я всегда чувствовал и понимал его с полуслова, в этом человеке для меня не существовало загадок. Он всегда был для меня выученной на зубок книгой, затертой страничкой. Не теряю надежды, что мы вновь, как прежде, будем вместе. Как единое целое. Вновь и навсегда.
Сегодня, 1 сентября, нам с Томом исполняется по 19 лет. 19 лет вместе, рука об руку. Казалось, это навсегда. Казалось, ничто не в силах разорвать две частички одного целого, разбросать нас по разным сторонам. И вновь я ошибся. И после всего прожитого вместе некультурно будет, если я не поздравлю брата с такой датой.
На экране телефона буква за буквой высвечивалось: «С днем рождения, Том!». Нажав на клавишу «Отправить», я следом поспешно написал: «Найти меня ты сможешь, лишь вернувшись в прошлое...» Два отчета о доставке пришли как по расписанию. Не дождавшись ответа, я вынул сим-карту и разломил ее пополам. Не хочу, чтобы он нашел меня.
Открыв паспорт, я внимательно всмотрелся в содержавшуюся внутри информацию. Сразу в глаза бросилось фото. С глянцевого клочка бумаги на меня смотрело серьезное, но все же счастливое лицо 14-тилетнего ребенка. Уильям Адлер, 1 сентября 1989 года рождения, пол - мужской, родной город - Гамбург. Незаметно улыбнувшись, я смело разорвал документ на мелкие обрывки и выкинул в приоткрытое окно. Листочки один за другим летели к земле; их присыпало серой пылью. Из груди будто вырвался черный ворон и улетел далеко-далеко. К счастью, мне больше не представится возможности встретить его вновь. 
- Прощай, мой милый Билли Адлер, - шепнул я и тяжело опустился на полку.
Мысли кружили в голове, глаза смыкались, я медленно засыпал. Прикрыв ладонью разбитое лицо, я мысленно прокручивал киноленту моей жизни.
- Следующая остановка - Гамбург! - не дал мне погрузиться в сон громкий крик проводника.
Неохотно поднявшись с полки, я принялся собирать вещи. Аккуратно сложив все в сумку и смахнув запекшуюся кровь с лица, я мимолетом взглянул в окно на желтеющие деревья. Красиво, светло, но одиноко. Одиноко одному в чужом городе, без помощи, поддержки родного человека. Но я не боюсь трудностей. Они закаляют нас, делают сильнее.
Ну, вот и все. Начать новую жизнь оказалось не так-то сложно. Я, конечно, обошелся с Томом как подонок, но другого выхода у меня не было. В душе появилось неудержимое желание бросить все и ринуться к нему, но я воздержался. Выкинув все лишнее из головы, я направился к выходу.

Непростительно было человеку в наше время не иметь при себе документа, удостоверяющего личность. Так что следующим по плану было сделать паспорт, восстановить страховые полисы, аттестат, диплом об окончании художественной школы, водительские права, которые я благородно оставил в квартире. И, как оказалось, сделать документы нелегально не так-то сложно, если знаешь, куда обращаться. Я и в подростковом возрасте хотел сменить имя, подыскивал людей, которые без лишнего шума это сделают. И я нашел, но родители узнали о моей затее и запретили мне даже думать об этом. Сейчас никто не вправе диктовать правила, читать морали, призывать к рассудку.
Быстро отыскав нужного человека, который, на мое счастье, не сменил ни номера телефона, ни места, так называемой, работы, я заказал документы на имя Рейна Форда. Все сведения об успеваемости, перечень документов, личные данные я дал исключительно подлинные. Изменил я только имя, год рождения, прописку и фото на паспорт, которое фотограф сделал на месте. Получилось следующее: Рейн Форд 13 мая 1990 года рождения, место рождения - Франкфурт-на-Майне, Германия, пол - мужской. Остальное осталось подлинным. По договору документы мне должны были доставить на место пребывания, в отель, завтра утром. Сроки показались мне несерьезными, но больше ничего не оставалось.
В номер я прибился поздно вечером. Подойдя к зеркалу, я долго рассматривал себя. Привыкнуть к Рейну оказалось просто невозможно. Эта сладкая, но в то же время дерзкая внешность, брендовая одежда. Но больше всего меня пугал тот факт, что этот мажор мне нравится. Чуждо, но комфортно. В этом образе я чувствовал себя расковано, непринужденно, пафосно. 
- Ну что, Форд, завтра у тебя еще один по-настоящему сложный день. Получить документы, сходить в университет, художник от Бога, черт возьми, найти несложный источник денег, не выдать свою истинную сущность. А сейчас спать, спать и еще раз спать! - разговаривал я со своим отражением в зеркале.
Тяжело вздохнув, я опустился на кровать и попытался уснуть. Но, как назло, сон так и не приходил. Достав из сумки телефон, я машинально открыл папку с фотографиями. Естественно, там не было никаких фото, кроме наших с Томом. Счастливые лица, сияющие улыбки, искрящиеся глаза, невинные дети. Воспоминания плавной рекой потекли по развалинам разума. На душе теплело, пока на горизонте не показался последний год. Поморщившись от резкой боли в сердце, я продолжил листать фото. В каждом снимке проглядывалась колоссальная разница. 15, 16, 17 лет - искрящиеся маленькими осколками серебра глаза, искренняя теплая улыбка, не сходящая с уст. 18 - пропасть. Лицо осунулось, кожа побледнела, глаза не выражали, ровным счетом, ничего, улыбка оказалась редкостью.
Говорят, самый сложный период в жизни молодого человека начинается лет с тринадцати и заканчивается восемнадцатью. У меня все случилось совершенно наоборот. Возраст, называемый переходным, был самым светлым, ясным, а вот потом начинается кошмар. В принципе, я всегда отличался от других.
Пролистав все фото, я бросил телефон на тумбочку и взглянул на время - 2.46. Руки переставали меня слушаться, ориентируясь на сердце. Быстро набрав заученный на зубок номер, я нажал на клавишу вызова.
- Да? - послышался из трубки заспанный голос Тома.
Вздрогнув, я бросил трубку и забился в угол постели. Сердце защемила неистовая резкая боль, слезы обжигали кожу, сбегая непрерывными потоками по щекам. Я вцепился в волосы ногтями, не в силах больше это терпеть. Казалось, меня разрывает изнутри. В сердце вонзились миллионы осколков разбитых надежд.
- Зачем мне это все?! - во все горло крикнул я в надежде быть услышанным братом. - Том, я здесь! Прости!   
Никогда бы не подумал, что теплый голос брата настолько взволнует мое больное сердце. Трепет становился все сильнее и сильнее. В дверь ломились администраторы. Но открывать я не собирался. Сердце вырывалось из груди, на волю. И все же, любовь - чувство, которое ничем не обманешь. Никакие стереотипы, перемены, отказы не в силах победить ее.
К счастью, перезвонить он не мог: номер скрывался. Иначе, сердечного приступа мне не избежать.

Буквально через час мне удалось чуть успокоиться. Опустив на подушку тяжелую голову, я медленно, секунда за секундой, засыпал.
- Эй, привет! - окликнул меня детский голосок.
- Кто ты? - спросил я, оглядываясь по сторонам.
Рядом никого не было, но пейзаж не казался слишком уж дружелюбным. Сухие, ветхие деревья, переплетаясь ветвями между собой, не давали возможности свободно передвигаться, на земле не было и травинки. Темнота сгущалась, отчего по спине пробегали крупные мурашки.
- Это неважно, - безразлично вещал голос.
- Может, все же покажешься?
Из-за одного из стволов высунулась лохматая белокурая голова мальчишки лет 10. Пронзительные глаза разного цвета: один - голубой, другой - зеленый оценивающе оглядывали меня с ног до головы. Губки застыли в недовольной натянутой улыбке. 
- Доволен? - злобно шипел он.
- А чего злиться-то?
- Ты знаешь, где сейчас Том? – вопросом на вопрос ответило дитя.
- В моей квартире, а что? - ошарашено.
- А вот и нет! - хлопнул глазенками он. - Дурень ты!
- Во-первых, где же он тогда? Во-вторых, откуда ты все знаешь? - скептически.
- Я за вами лет 5 наблюдаю, странные вы, но интересные. А Том... там, - отрывисто произнес мальчик и ткнул пальцем в небо.
- Что?! - в ужасе крикнул я.
- Там, там, - улыбаясь, подливал масла в огонь чертенок.
Вмиг перед моим взором представилась картина: черный, обшитый замшей гроб, в котором лежало бездыханное тело брата. Мальчишка рассмеялся и убежал прочь, а я остался один на один с трупом.
- Ты врешь?! - крикнул я, проснувшись от своего же крика. 
Все тело трусило, по спине рекой лился ледяной пот, частота дыхания приравнивалась к числу ударов бешеного пульса.
Все не могло дальше так продолжаться. Набравшись смелости, я снова позвонил брату. Но мне не хотелось разговаривать с ним, просто убедиться в том, что все в порядке и чисто для того, чтобы услышать его голос. После третьего гудка Том взял трубку. Сердце сладко затрепетало. Несколько секунд длилось немое молчание, после чего он яростно закричал:
- Это уже не смешно! Я потерял самого дорогого человека в своей жизни! Если ты, тварь, терял кого-то из близких, войди в мое положение и оставь меня в покое! -  после недолгого молчания продолжил намного мягче. - Хотя бы просто не молчи, я слышу, как ты дышишь. Не нужно притворяться, что тебя здесь нет. Волчонок, это ты?
Я только резко сбросил и вновь забился в угол. Правда, второй звонок дался немного легче. Мне стало настолько тошно и больно, что даже слезам не удавалось скатиться по щекам. Я даже представить себе не мог, что я ему настолько дорог. В груди возникало приятное щекочущее ощущение. 
На часах высветилось 8.25. Около двери уже лежал запечатанный пакет со стопкой документов. К моему колоссальному удивлению, все бумаги были подделаны настолько качественно, что не каждый профессионал отличит подделка это или подлинник. Забыв обо всех утренних недоразумениях, я резво направился в ванную. Расправившись в два счета с душем, одеждой и завтраком, я встретился лицом к лицу с очередной преградой: прическа и макияж. Я никакого понятия не имел о том, как правильно оформить свою внешность.
Пришлось прибегнуть к помощи соседей. Но не все было так просто. Я обошел два этажа для того, чтобы найти девушку, которая согласится-таки мне помочь. В каждом из номеров я получал отпор. Отчаяние не заставило долго ждать. Без особого энтузиазма постучав в последнюю дверь, я все-таки нашел нужного мне человека. Казалось, сегодня фортуна на моей стороне. Миловидная девушка лет семнадцати согласилась привести меня в порядок без лишних вопросов и восклицаний.
- А Вы что же сами не умеете? - усмехнулась она, принимаясь за работу.
- Честно, нет. Таким меня сделали только вчера и, в силу того, что я в течение всей процедуры сидел с закрытыми глазами, понятия не имею, как это делается, - оправдывался я.
- Ну, сейчас, надеюсь, Вы посмотрите, как это делаю я, и без труда справитесь сами.
- Надеюсь, я хотя бы смогу вскоре привыкнуть к себе.
- Вас, кстати, как зовут? - рассмеявшись, спросила она.
- Рейн, а Вас?
- Энжи, - легко улыбнулась она, смело управляясь с маленькими кисточками.
Я внимательно наблюдал за каждым новым движением, пытаясь запомнить все в точности до мельчайших подробностей. Тем временем Энжи перенесла макияж с фото на мое лицо и смастерила точно такую же прическу. Теперь моя внешность ничем не отличалась от изображенного на фото юноши (не могу его назвать собой). Горячо поблагодарив и распрощавшись с моей новой знакомой, я вылетел из отеля и направился прямиком к университету.
Факультет изобразительного искусства - вот мой пункт назначения. С шести лет я начал увлекаться живописью. Родители, увидев мою тягу к кисточкам и карандашам, отдали меня в художественную школу. Рисование стало моим увлечением, вскоре - болезнью, сейчас - это моя жизнь.
Слово, музыка, движение и кисть - средства, способные полностью передать чувства поэта, художника, композитора, танцора, выразить всю духовную полноту мира, дать явлениям иное звучание, раскрыть их в новом цвете. Из этого хорошо владел я только кистью и словом. Два эти средства тесно связаны между собой. На первый взгляд они не имеют ровным счетом ничего общего, но стоит только вникнуть в суть картины и повести, все сразу станет на свои законные места. Писатель и художник - что в них общего? Они оба рисуют, изображают. Только один рисует картину с помощью ярких, сильных, эмоционально-окрашенных слов, другой же использует цвет, оттенок, форму.
В художественной школе я был одним из самых прилежных учеников, жил своим призванием. Мои рисунки поражали смелостью исполнения, буйством красок, выставленными напоказ чувствами. Нередко мне удавалось соединить два абсолютно противоположных явления, причем оформить это настолько грамотно, что получалась, так называемая, гармония. Так я и получил свою кличку оксюморон - остроумная глупость. Родители долго ломали голову над тем, как в семье, не имеющей в роду ни одного художника, родился творец.   
И сейчас я точно решил связать свою жизнь с живописью.
В университете меня приняли не очень-то хорошо. Косые взгляды, хихиканье, тыканье в меня пальцем, сплетни подружек - вот что сопровождало меня на пути в кабинет ректора. Он, кстати говоря, тоже был не в восторге от меня. Глубоко вздохнув, он принялся изучать документацию. Только после просмотра бумаг в его голосе появилась хоть какая-то вера в мои знания. Волнительное ожидание и... меня приняли!

Отредактировано Тима Kaulitz (03.04.2012 20:25:14)

die Sonne
Спасибо) Да уж. Он же художник)
И вообще, это было написано.. ээм.. летом, кажется, прошлого года, и его волосы были еще темными. Поразительное совпадение)

Кину еще один отрывок. Приятного прочтения)

Не слушая больше никого и ничего, я привел себя в порядок и ушел прочь. Погода была замечательная, для меня. Легкий ветерок, мелкий теплый дождь, щадящее солнце. В воздухе витало сплетение из разнообразных запахов: свежести, дыма дорогих сигарет, резкого парфюма, кожи и других менее примечательных ароматов. Разбавив буйство благоуханий своим малопримечательным ненавязчивым дымом сигарет, я пошагал вперед по улице в поисках новых впечатлений и, как правило, неожиданных приключений. Аллейка рядом с университетом, как бы то ни было странно, оказалась «мертвой». Ни одной живой души не блуждало по брусчатой дорожке меж аккуратно выстриженных деревьев. Тучи, кажется, начинали сгущаться, готовился хороший дождь. Только уходить я и не собирался.
Настало время задуматься: что я делаю не так? Казалось, каждое мое новое действие содержит в себе миллионы ошибок. Возможно, это присущая мне самокритичность. А может, данная фраза хоть в чем-то является правдой. Но одного я добился точно: я вырвался на свободу. Из тяжелых оков, из тесной клетки, из давящей неволи. Несчастливый, но свободный.
Тем временем полил неплохой дождь. Найдя отдаленную одинокую лавочку, я присел. Вода растрепала волосы, текла по лицу, промочила одежду. В таком положении я чувствовал себя как никогда комфортно. Только сидеть в одиночестве мне пришлось недолго. Неподалеку от меня слышался довольно отчетливый шепот компании молодых людей. Они о чем-то оживленно спорили, только я не из числа любителей подслушивать. Отдавшись целиком и полностью своим  размышлениям, я вглядывался в сереющее небо и ловил на ладонь падающие капли дождя. Мне было ровным счетом плевать на эту банду, которая, кстати, проявила ко мне интерес. Я был слишком занят для того, чтобы думать о чем-то другом.
Неожиданно девушка приятной наружности отделилась от стайки и подошла к моей скамейке. Без лишних слов она опустила на дощечку намокший лист бумаги, свернутый в несколько раз, дружелюбно шепнула:
- Это тебе, прочитай.
Незнакомка удалилась, а мне не оставалось ничего, кроме как прочитать предложенное послание шумной компании с другой части аллейке. Мимолетом я обратил внимание и на них. Сейчас они пристально наблюдали за тем, что я сделаю в следующее мгновение. Я же, как и было предложено, развернул листок и прочитал нацарапанное на скорую руку сообщение:
«Доброго времени суток! Мы рады пригласить Вас на вечеринку, которая состоится в клубе «Энергия». Вы очень яркая, неординарная и привлекательная личность, которая точно не останется без внимания. Мы будем ждать Вас в 18.00 за пятым столиком. Надеемся, предложение покажется заманчивым и будет одобрено Вами. До скорого!»
Я обернулся, махнул головой шумной стайке и удалился прочь. До указанного времени оставалось полтора часа, а мое неоспоримое желание остаться наедине с собой не утратило своей былой силы. Город был прямо-таки переполнен всевозможным шумом, суматохой, беготней.
Поэтому, вернувшись, выгнав негодующего Тим из комнаты, я взялся за карандаш. Линия за линией, штрих за штрихом рождалось на идеально белом листе бумаги мое очередное творение. На этот раз я не использовал ярких, броских, дерзких красок. Получилась довольно мрачная картина пылающего заката над мертвым мегаполисом, в недрах которого лишь одинокая девочка замечала сие великолепное явление. Для разграничения живого и гиблого я сделал город серым, невзрачным скоплением домов, узлов магистралей, неоновыми потоками авто, бегущими в разных направлениях. Свой цвет имело только небо, мерцающее розоватыми лучами заходящего солнца и голубой бесконечностью своего величия. Девочка выделялась лишь четким контуром и точной прорисовкой деталей. Я не видел смысла придавать ей слишком большое значение. Ведь через пару минут она встанет со скамейки и вольется в волну мегаполиса, увлеченная заботами, проблемами и напрочь забудет про шальное солнце, убегающее за горизонт.
Наконец, оторвав взгляд и поток мыслей от полотна, я взглянул на часы. Время скандировало мне о том, что пора собираться в клуб навстречу  новым знакомствам, ощущениям, возможному выбросу адреналина.

Отредактировано Тима Kaulitz (05.04.2012 20:11:14)

Клуб я посещал ежедневно, не хуже занятий. Каждый день, ровно в 18.00 меня можно было встретить за пятым столиком в компании моих новых друзей. Натягивая маску безразличия, беспечности и, кажущегося реальным, счастья, я односложно отвечал на вопросы, изредка смеялся над глупой шуткой. Я стал главной фишкой стайки, привлекающей внимание своей нестандартной внешностью. Им это было на руку, меня не напрягало их безразличие. Обе стороны, кажется, устроились комфортно.       
В университете все шло, без преувеличения замечу, восхитительно. Мои работы приводили в восторг, я никогда не пропускал занятия, не конфликтовал с преподавателями, прилежно выполнял все требования. Нет, я не пытался быть лучшим, просто нашел свое призвание, то, что доставляет мне, в первую очередь, удовольствие. Я никогда не принуждал себя ходить на занятия, было желание снова и снова шагать по знакомым коридорам из аудитории в аудиторию.
Картины, как и говорил Тим, действительно оказались делом крайне прибыльным. Я готов был писать дни напролет, если представилась бы такая возможность. Уходили к владельцам они тоже легко: друзья находили желающих приобрести, объявления в Интернете работали бесперебойно. За каждое полотно я получал достаточно неплохую прибыль. Так что денег у меня было предостаточно. Но самую главную роль здесь играло мое преимущество: я никогда не тратил больше, чем нужно. Многие замечали, что я живу не по средствам. Питался я без изысков, на одежду тратил ровно столько, сколько нужно, украшения у меня были стальные, за исключением нескольких серебряных колец, никогда не тратился на бесполезные развлечения и ерунду. Деньги я хранил на лицевом счете в банке. На мой взгляд, это самый надежный способ. 
Прилежный студент, светская личность, великолепный художник, авантюрист, генератор идей - это все я, только с утра до полуночи. Ночью я выпускаю реального себя, что говорится, на свободу. Сначала я дожидался, пока Тим уснет, а после было все. Слезы, проклятия, боль, одиночество, мысли о суициде - все вырывалось и прогрессировало с неистовой силой. Во мне все бурлило, перемешивалось, сплеталось, медленно и мучительно уничтожало. Мысли о брате, о том, как я с ним обошелся и смерти девочки делали ночи еще более мучительными. Как я не пытался свести все воспоминания, связанные с ним и Лисель к минимуму, они все равно всплывали и убивали остатки моего разума.
Но, не смотря на всю сложность, примерно через месяц я привык к этой жизни, все мне давалось легче. Курил я непомерно много. Пачки сигарет мне хватало максимум на два дня, но к алкоголю и наркотикам я не прибегал. Очки порой скрывали нахлынувшие на глаза слезы от проницательных взглядов знакомых.
Хотя мало кого они волновали, по большому счету. Позже я научился проглатывать их. Время летело, жизнь не соглашалась ни на секунду остановить свое течение. Постепенно я привыкал к ее ритму. Буквально через четыре месяца я перестал жаловаться на нее.
Тим, Викки и Саша, ставшие за это время моими хорошими друзьями, изо всех сил пытались уличить меня во вранье, но этого я допустить не мог. Научившись искусно врать самому себе, я научился без труда обводить вокруг пальца любого. Только то, что я творил не доставляло мне ни малейшего удовлетворения, скорее наоборот. Укоры, подозрения, претензии, обвинения лились в мой адрес рекой, в первую очередь, от меня самого. Картины, деньги, учеба, друзья, развлечения и непомерное количество лжи, лившейся из моих уст мощнейшим водопадом. Ночью боль, вырывающаяся из моего истощенного анорексичного тела, душила своей неизбежностью и, как ни странно, правдивостью.
Слово «анорексичного» было употреблено не случайно. В один момент меня начали мучить недомогания разной тяжести, я не мог нормально питаться, тело мимолетно превращалось в самый настоящий скелет, обтянутый кожей. Друзья волновались, расспрашивали о проблемах, советовали обратиться к доктору. Я только повторял свое избитое «все хорошо» и напрочь отказывался от вмешательства специалистов. Я уже знал диагноз, и лишнее подтверждение моих опасений мне не требовалось. Но, не смотря на мои отказы, они вызвали доктора, который установил:
- Анорексии у Вас, молодой человек, еще не наблюдается, но опасность заболеть очень велика. Ваша худоба настораживает, забота о самочувствии необходима. В лучшем случае, Вы справитесь с этим довольно плачевным состоянием, в худшем - Вас ожидает смерть. В Ваши-то 18 лет.
Он поклонился и удалился прочь, оставив меня наедине с осуждающими взглядами друзей.

Ну простите меня((
Это просто психи( У меня проблемы просто... вот и вырвалось.

Эм.. нет. Я не рисую, можно даже сказать, не умею. Я пишу как в бреду, т. е. выпадаю из реальности и отхожу от своих мыслей. Знаешь, помогает)
Спасибо) Огромное
Если хотите, могу выложить хоть сейчас

Спасибо) Извини, я вчера ушла.

Порой я не осознаю, что пишу. Не думаю, а клацаю по клавишам.

Вскоре все утихло, происшествие в кафе, кажется было позабыто. Все вернулись к своей привычной жизни. Только, как бы то ни было странно, непомерная забота о моем самочувствии прекратилась. Жизнь снова стала спокойной, плавной, размеренной, однообразной.
В таком ритме пролетели еще месяцев шесть. Спустя полгода мое имя гремело на весь Гамбург. Популярность зашкаливала. Заказы меня утомляли. Они не содержали в себе ничего оригинального: стандартные, изредка повторяющиеся, скучные. Конечно, я не занимался одними только заказами. Частенько я рисовал то, что приходило в голову, навеивало воспоминаниями, работал для души.  Время незримо летело вперед, соблюдая свой прежний ритм, не давая сконцентрироваться на чем-то одном.
Это утро ничем не отличалось от предшествующих. Поднявшись с постели после очередной бессонной ночи, я взглянул на свой потрепанный, заплаканный, мученический вид и осторожно прошипел:
- Все идет по плану, Волчонок.
Прикоснувшись к холодной, идеально гладкой поверхности зеркала кончиками пальцев и обдав ее горячим дыханием, я взглянул в карие глаза напротив. Пронизанные сотней красных сосудиков, цвета горького шоколада, таящие в своей глубине непомерное количество боли, обрамленные длинными жгуче-черными ресницами - своей щенячьей беспомощностью они выбивали из колей даже меня самого. Неужели, люди настолько безразличны к ближним? Не уж то, их сердца давно превратились в моторы, фильтрующие кровь? Это мне было неизвестно.
Приняв душ, собравшись, я, как можно тише, направился к выходу. Сегодня мне хотелось уйти незамеченным. Но не тут-то было.
- Как спалось? - как смертный приговор раздался предосудительный голос из-за спины.
- Нормально, - буркнул я.
Губы беззвучно прошлепали:
- Только тебя здесь не хватало. Черт!
- Нормально?! Прохныкать всю ночь в подушку - это нормально, по-твоему?! - взорвалась Саша, перегородив мне дорогу.
- Ты следишь за мной что ли? День не задался. С кем не бывает. Все, правда, нормально, не переживай. 
- Слежу... уже неделю. Такое происходит каждую ночь! Не вешай мне лапшу на уши, Форд! Что случилось?
- Пока ничего, но если ты не освободишь мне дорогу, я опоздаю в университет, - спокойно говорил я.
- Рейн, ты меня пугаешь, - прошептала та.
- Я не страшный, милая, - шепнул я и вылетел из комнаты.
Облегченно выдохнув, я понесся в аудиторию, в которой, по идее, должен быть уже минут десять назад. Ранее пролетавшие на одном дыхании занятия, сейчас, казалось, тянулись вечность. В голове затертой пленкой крутился утренний разговор с Сашей.
Что, если меня рассекретят? Что, если моя прошлая жизнь всплывет на поверхность? Вдруг Саша не сможет долго держать язык за зубами и все расскажет друзьями? Эти мысли меня убивали.
Отсидев мучительные несколько часов в университете, я сразу направился в клуб. Страх встретить Тима или Сашу преследовал меня везде, где бы я ни находился. За привычным столиком сидела до тошноты знакомая и приглядевшаяся компания. Сегодня им, явно, было веселее, чем обычно. Внушающее количество пустых бутылок из-под вина, коктейлей и Бог знает, чего еще были разбиты и разбросаны подле столика. В воздухе стоял крепкий аромат недавно выпитого алкоголя и сигаретного дыма, что в смеси с прочими запахами клуба создавало непередаваемые ощущение.
Я подошел к самой трезвой, на мой взгляд, девушке:
- Ника, потрудись объяснить, что тут творится? Незапланированный приезд цирка?!
- Мы уже достаточно взрослые, чтобы позволить себе подобное. Можем мы хоть раз отдохнуть по-человечески? - с трудом проговорила Вероника.
- Это по-свински называется, - буркнул я. - Есть здесь хоть один трезвый человек?
- По-моему, нет, - расхохоталась девушка.
- Отлично, - прошипел я.
Как мне не было противно, я все же сел рядом с ними, натянул на глаза очки и заказал себе безалкогольный коктейль. Изредка улыбаясь пьяной компании, я потягивал из трубочки напиток. Сегодня эта сладкая музыка раздражала меня сильнее обычного. Во избежание вспышки ярости я достал из кармана телефон, который благополучно выскользнул у меня из рук и шлепнулся об кафель. Крышка, отскочив, укатила под стол, батарея упала рядом с корпусом телефона. Компания истерично рассмеялась.
- Черт! - рыкнул я и полез за частями многострадального телефона.
Для него не было шоком оказаться на полу, это случается со мной довольно часто. Об этом говорили треснувший экранчик и потрепанный, поцарапанный внешний вид. Мне всегда хватало телефона максимум на год; после пяти-шести посещений мастерской он уже не мог работать. Единственная техника, к которой я всегда относился крайне трепетно - моя машина. Трехгодовалый седан Audi идеального состояния не мог говорить обо мне, как о безалаберном хозяине.   
Собрав беднягу буквально по кусочкам, я включил музыку погромче и погрузился в свои мысли. Казалось, ритмы  тяжелого рока эхом неслись по всему клубу, но мне было плевать. Тяжелая музыка всегда расслабляла меня. Чуть сдвинув с рук перчатки и рассматривая татуировки «Навсегда...» на тыльной стороне правой ладони и «Волчонок!» - на левой, я откинулся на спинку стула.
- Ты сильный, Волчонок, - прошипел я.
Надвинув перчатки обратно, я ощутил чей-то проницательный взгляд в спину. Раньше ничего подобного не замечал. Кто-то пристально наблюдает, сканирует каждое мое движение, изучает меня до мельчайшей клеточки тела. Я вытащил наушники. Но, судорожно оглядевшись, я не обнаружил ничего подозрительного. Стандартные светские люди, увлеченные только собой. Ничего живого. А чей-то пронзительный взгляд продолжал сверлить меня со спины. Меня это порядком вывело из себя, я сорвался с места и ушел прочь. В лицо ударила волна свежего воздуха. Глубоко вздохнув, я закурил и пошел в сторону общежития. Сзади слышались шаги того же, как мне казалось, наблюдающего из кафе. Я ускорил шаг и скрылся за дверью блока. В комнате все было спокойно.
- Ты сегодня рано, - послышался язвительный голос Тима за спиной.
Он резко выдернул сигарету из зубов и выкинул ее в мусорный бак. Он терпеть не может, когда при нем курят.
- Напрягает. Думал поработать над очередным заказом.
- В кого ты превратился, Форд?! Не становись их пешкой, пожалеешь. Сними, наконец, эти дурацкие розовые очки и посмотри на мир реальными глазами, - вопил друг.
- А что мир?! В нем нет ничего живого, Тим! Я давно понял, чтобы выжить, необходимо иметь маски на все случаи. Только в душе ты можешь оставаться самим собой! В реальности так нельзя, с ней шутки плохи, - не выдержал и сорвался я.
- Ты идиот, Рейн! - еле сдерживая ярость, выдавил он.
- Извини, мне работать надо.
Ничего больше не говоря, я шмыгнул в комнату и принялся за работу. На этот раз заказ был, и вправду, нестандартный. Несколько страшных тарантулов, спутанных собственной паутиной на темном фоне. Ненавижу пауков! Кое-как взяв себя в руки, я все же принялся за полотно. Закончив с набросками, я взглянул на картину. Она казалась притягательно-пугающей. Я не мог оторвать от листа глаз, пока меня не вернули на землю разъяренные мужские голоса.
Влетев прямо-таки в дверь, я встретился взглядом с до боли знакомыми карими глазами напротив. Я потерял дар речи. Глаза-тарелки отказывались верить в увиденное. Состояние легкого шока за долю секунды охватило мое тело. Судорожно хватая воздух губами, я так и не смог произнести ни одного внятного слова.